Шрифт:
Закладка:
— Нет, я не об этом. Как долго еще прот собирается пробыть здесь? Можешь ли ты сказать мне что-нибудь про дату его отбытия?
— Если ты планируешь поездку на КА-ПЭКС, не стоит пока паковать чемоданы.
— Ты имеешь в виду, что пройдет какое-то время перед его отправлением?
— Когда он закончит то, ради чего вернулся, он покинет нас. На это потребуется некоторое время.
— Могу ли я узнать, ты получила эту информацию от прота?
Она выглядела раздосадованной, но честно призналась, что разговаривала с ним.
— О чем еще ты говорила с протом?
— Я спросила, возьмет ли он меня с собой, — ответила она с радостью в голосе.
— И что он ответил?
— Ответил, что я одна из тех, кого он рассматривает.
— В самом деле? Ты знаешь, кто еще находится в его списке?
Она постучала указательным пальцем по голове.
— Он говорил, что ты спросишь меня об этом.
— И ты знаешь ответ?
— Да.
— Так кто же?
— Все, кто захотят отправиться с ним.
Но не все из списка будут выбраны, подумал я мрачно. Многие из них будут очень разочарованы.
— Хорошо. Спасибо, Кэсси.
— Разве ты не хочешь узнать, кто станет победителем Мировой серии?[27]
— Кто же?
— Брэйвз[28].
Я чуть было не выпалил: «Да ты чокнулась!»
БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Всякий раз, пытаясь вернуть свой оптимизм после встречи с новым трудным пациентом с четвертого этажа, я всегда наведываюсь в первое отделение, что я и сделал на следующее утро после встречи с Шарлоттой. В тренажерном зале я неожиданно столкнулся с Рудольфом, который, как оказалось, разучивал новые балетные позиции и движения. Это напомнило мне акробатов, которые выступали на шоу Эдда Салливана[29]. Я поинтересовался у него, как ему это удается. К моему удивлению он признался, что долго к этому шел. Я не был уверен, имеет ли он в виду свою программу лечения или свою безупречную балетную технику, но понял, что в ближайшее время мы с ним не встретимся.
В комнате отдыха я нашел Майка за книгой поэзии. Я спросил его, что он читает.
— О, всего лишь Китса, Шелли, Вордсворта и других[30]. Антологию. Я столько всего упустил в своей жизни. Во время учебы в старших классах я хотел стать учителем английского языка.
— Ты все еще можешь им стать.
— Возможно. Сейчас же я просто хочу привести в порядок гроссбух.
— Ты уже присмотрел какую-нибудь учебную программу в EMS[31]?
— Даже зарегистрировался в одной. Начинается третьего октября.
Он с надеждой посмотрел на меня.
— Думаю, ты справишься. Я посмотрю в своем расписании, узнать, сможем ли мы побеседовать в ближайшее время.
Возвращаясь в свой кабинет, я ненадолго заглянул во второе отделение, где мой воздушный шар оптимизма начал сдуваться с резким свистом. Берт носился по комнате отдыха, поднимая подушки, топая по ковру, заглядывая за шторы и кресла. Как отчаянно он выглядел, сосредоточившись на воображаемых поисках, подобно новоявленному Дон Кихоту!
Но был ли случай Берта более трагичным, чем у Джеки, навсегда оставшейся ребенком? Или у Рассела, настолько сосредоточенного на Библии и так и не научившегося жить? Или, может быть, у Лу, Мануэля или Дастина? И, если уж на то пошло, чем у некоторых наших преподавателей и сотрудников? Или у миллионов других людей, спотыкающихся об окружающий мир в поисках чего-то несуществующего? Или у тех, кто устанавливают для себя невозможные цели и никогда не достигают их?
Милтон, быть может заметивший мой внезапный приступ меланхолии, обратился ко мне со словами:
— Человек пришел к врачу. Он жаловался на боли в груди и хотел сделать электрокардиограмму. Врач сделал ему одну и сообщил, что никаких нарушений в работе его сердца не обнаружено. Он приходил каждые несколько месяцев. Результат оставался неизменным. Так он пережил трех врачей. Наконец, когда ему исполнилось девяносто два года, в результатах его ЭКГ-диаграммы таки произошли изменения. Он посмотрел врачу прямо в глаза и сказал: «Ха! Я же вам говорил!»
Теперь, в свои пятьдесят, Милтон в полной мере понимает всю печаль жизни и тщетно пытается поднять настроение каждому, кто встречается ему на пути. К сожалению, ему никогда не удавалось облегчить свои собственные страдания. Всю семью — отца, мать, братьев, сестру, бабушку, несколько теть, дядь и кузенов он потерял в Холокосте. Спасся только он, защищенный от смерти абсолютно незнакомым человеком нееврейской национальности, который взял ребенка под опеку у его матери и выдал за своего собственного.
Но печальнее ли его история, чем у Фрэнки, женщины, абсолютно не способной построить человеческие взаимоотношения? Не являясь социопаткой, как Шарлотта, или аутистом, как Джерри и подобные ему, а будучи безразличной к привязанностям пациенткой, патологически неспособной любить и быть любимой — что может быть печальнее этого?
Виллерс выходил из столовой, когда я вошел. Я помахал ему, когда он проходил мимо, но он меня не заметил. Он казался рассеянным и очень задумчивым, придумывая, как я полагал, очередную новую схему зарабатывания денег.
Вместо него ко мне присоединился Меннингер и я спросил его о его новой пациентке.
— От нее веет таким холодом, — ответил он мне. — Женский вариант Ганнибала Лектера. Ты должен изучить ее историю во всех подробностях.
— Мне кажется, я не хочу этого знать.
Но Рон наслаждался. Он любитель поиграть с огнем.
— Когда ей было пять лет, она убила щенка. Знаешь, как она это сделала?
— Нет.
— Она испекла его в духовке.
— Ее как-то лечили?
— Неа. Она утверждала, что не знала, что там был щенок.
— И после этого ее состояние начало ухудшаться.
— Да. Все больше.
Я медленно прожевал последний крекер:
— Не уверен, что хочу услышать продолжение.
— Я дам тебе небольшую подсказку. Немного попрактиковавшись с соседскими домашними животными, включая лошадь, которых она зарезала насмерть, в шестнадцать лет она уже убила соседского мальчишку.
— Как это сошло ей с рук?
— А ей и не сошло. Некоторое время она провела в исправительной школе, а затем, после нападения на одного из охранников, была переведена в психиатрическую лечебницу. Ты не захочешь знать, что она с ним сделала. Ей удалось оттуда сбежать, и больше о ней никогда не слышали.
— Сколько же ей тогда было?
— Двадцать. Она был арестована год спустя.
— Ты хочешь сказать, что она убила этих семь или восемь парней за год?
— И это еще не самое худшее. Знаешь, что было после того, как она убила соседнего ребенка?
— Ну?…
— Она оставила его валяться на заднем дворе и пошла в кино.
