Шрифт:
Закладка:
Он тянется к кубку и передает Лукреции, а она прислушивается к дыханию жениха, шуршанию его одежды.
Священник забирает у Лукреции букет, соединяет руки новобрачных и знаком велит повернуться друг к другу лицом. Опять непонятные слова; Лукреция улавливает только «мужем», «женой» и «не разлучит вас». Свершилось: она замужем, и ничего не попишешь. Она стала другой — а какой, пока неизвестно; имя у нее теперь новое, и дом тоже. Отныне она принадлежит этому человеку и ожидает увидеть в его взгляде мрачную серьезность.
Но нет! На лице Альфонсо, герцога Феррары, иные чувства. Он проникнулся важностью церемонии не более, чем она. Заглянув в глаза невесты, он улыбается уголками губ и едва заметно косится на священника (тот все твердит о Боге и христианском долге), потом чуть приподнимает брови.
Он явно забавляется и смотрит на нее, как на сообщницу. «До чего занудный! — говорят его глаза. — Поскорее бы уже закончил!»
Станцуй Альфонсо на алтаре, Лукреция не так удивилась бы. Она невольно расплывается в улыбке.
Они еще не рассоединили рук, и он сжимает ее пальцы. А еще чуть-чуть морщит нос, будто мышка! Точно так же, как давным-давно, на зубчатой стене. «Неужели ты помнишь? — так и подмывает Лукрецию спросить. — Помнишь меня и ручную мышь?» А еще: «Не жалеешь, что не Мария стоит в этом платье, держит тебя за руку? Не злишься, что вместо нее — я?»
Хотя к чему спрашивать? Они уже идут к выходу через золотистые арки света, по алым плитам пола и мраморным надгробиям, через высокие двери; Альфонсо берет ее под руку, и все чувства до того обостряются, что она слышит потрескивание вышитой ткани его рукава, ощущает напряженную работу мышц под одеждой.
Выйдя на крыльцо, Альфонсо машет толпе, и Лукреция следует его примеру. Фата отброшена, солнечные лучи играют на ее лице, и горожане радостно кричат, размахивают флажками и платками под хмурым взглядом отцовских стражников. Альфонсо кивает флорентийцам, его черные волосы блестят. Он поворачивается к Лукреции и впервые заговаривает с ней.
— У вас еще осталась картина с куницей-белодушкой?
Вот первые слова ее мужа.
— С la faina? Конечно! — восклицает Лукреция. — Она мне очень дорога. Я поставила ее на прикроватный столик. Как просыпаюсь, первым делом вижу вашу зверюшку.
Герцог с любопытством ее разглядывает, улыбаясь уголками губ.
— «Зверюшку»? — переспрашивает он.
Лукреция кивает.
— Я решила, что куница девочка.
— Как думаете, ей хочется уехать из Флоренции в Феррару?
Лукреция поднимает глаза на этого человека, ее мужа, который два года назад нарушил традицию и вместо своего портрета прислал ей картину с куницей, отметил и запомнил любовь Лукреции к животным — к той мышке с розовым носиком! — и подарил ей первую в ее жизни картину.
— Да. Думаю, хочется.
И вот, на ступенях церкви Санта-Мария-Новелла, Альфонсо берет Лукрецию за руку, а лучи солнца освещают их обоих, толпу зевак, каменные плиты пьяццы, зубчатые стены палаццо, улицы, канавы и арки, красные крыши города и все холмы, деревья и поля вокруг.
Выжженная земля
Fortezza, неподалеку от Бондено, 1561 год
Кто-то сидит у ее постели и ласково успокаивает. На лоб ложится рука, отводит волосы, подносит кубок ко рту, и в него льется вода, холодным ручейком скользит внутрь.
— Много не пейте, — просит голос. — Один глоточек.
Неужели София пришла о ней позаботиться, вновь ее спасти? Весть о болезни Лукреции донеслась до дома, София вскочила на коня и поскакала среди ночи по сугробам и льду; София, мстительная вакханка, вмиг позабыла о больных суставах и поехала верхом. Она заявит Альфонсо: Лукреция возвращается домой! Уж София от своего не отступится. И они вместе уедут во Флоренцию… Нет, не туда. В Урбино или в Рим. Поселятся далеко-далеко, в другом регионе или даже стране.
Но София никак не могла приехать. Лукреция и не надеется. Она через силу продирает глаза, щурясь от слепящего солнца.
У кровати сидит всего лишь ее камеристка Эмилия, обтирает губкой ей лоб, разглаживает ладонью свежие простыни.
— Мадам, бедная вы, бедная! Отравились? Выпейте воды, только понемножку, по глоточку, а то опять желудок расстроится.
Эмилия бросает грязное постельное в корзину. Лукреция смотрит на камеристку с тупым удивлением.
— Извините, что вчера не приехала, — продолжает Эмилия. — Мы думали, отправимся следом за вами, но нам запретили. Сказали, погода испортилась, на дорогах стало опасно. Я все переживала, как вы тут одна. Пыталась договориться с конюхом, а он ни в какую, у него был приказ от самого синьора Бальдассаре, ну и…
— Бальдассаре? — повторяет Лукреция. Рот ее пересох и потрескался, как выжженная земля.
— Да, мадам. Он велел слугам оставаться в Ферраре после его отъезда, так что…
— Он тоже поехал?
— Да, на рассвете.
— И куда?
— Сюда, конечно! Его высочество герцог без синьора Бальдассаре не ездит, вот и…
— Бальдассаре здесь?
— Да.
— В этой fortezza?
— Полагаю, что так. Он выехал рано утром с…
— Кто его сопровождал?
Эмилия вытирает пол тряпками, взятыми из-под кровати.
— Ой, дайте подумать…
— Кто? — торопит Лукреция. — Вспомни, Эмилия!
— Всего несколько человек, мадам. Синьор Бальдассаре, приближенные герцога, три стражника, один конюх. Повар отправил большой окорок, и…
— Ты поехала с ними?
— Нет, я же говорила… — Эмилия выжимает тряпку. — Нам не разрешили, а потом я узнала, что скоро отправляется еще одна группа, и тогда…
— Кто знает, что ты здесь, Эмилия?
— Ну, наверное…
Камеристка болтает без умолку, сыплет именами, подолгу все описывает; Лукреция никак не может сосредоточиться. Она пытается уследить за ходом событий, но голова будто набита сухим мелким песком — стоит наклониться, и он потечет из одного угла в другой.
— …так я и выскочила, — продолжает Эмилия, радостно намывая пол. — Вряд ли кто по мне будет скучать. Вам я, наверное, нужнее, вот и не спросила разрешения. Если не спрашивать, тебе и не откажут, правильно?
— Ты кому-нибудь рассказала об отъезде? — прерывает Лукреция поток слов.
— Нет, я же говорю!
— Кто-то видел, как ты выходила?
— Вряд ли. — Эмилия закусывает губу. —
