Шрифт:
Закладка:
— Значит, вы всегда жили на одном из аванпостов? — спросила я, указывая на места, где жили обученные Стражи, которые патрулировали и охотились на демонов.
— Да, — ответил он. — А ты нигде больше не жила, кроме как тут и… в Нью-Йорке?
Я удивилась, что он вспомнил.
— Когда я приехала сюда с мамой, мне было восемь.
Мы пересекли улицу, направившись к небольшой каменной стене, которая отделяла главный дом от общины.
— Это всё, что я знаю.
Зейн молчал, и я украдкой бросила на него быстрый взгляд. Он сосредоточился на тускло освещённой дорожке, а затем его подбородок склонился в мою сторону.
Я отвела взгляд, втягивая в себя прохладный, пахнущий соснами ночной воздух.
— А как там было на аванпосту?
— Ничего похожего на это, — ответил он. — Я вырос в окружении обученных Стражей, а не вдали от них… ну, всё. Я проводил в городе столько же времени, сколько и в лагере. Там никогда не бывает так тихо.
— Могу себе представить, — пробормотала я, но на самом деле не могла.
Я мало что помнила о жизни в штате Нью-Йорк. Мы были в пригороде за пределами Олбани, никогда не было такого места, как Вашингтон, округ Колумбия или Нью-Йорк.
— Вы учились на дому?
— Да. Мой отец привёл человека, который занимался моим образованием, и которого не беспокоило то, что он окружён Стражами.
— Должно быть, тяжело быть одним ребёнком.
— Я был не единственным ребёнком, — сказал он, и моё любопытство усилилось. Прежде чем я успела задать этот вопрос, он сказал: — Могу я кое-что спросить у тебя?
— Даже если я скажу нет, ты в любом случае спросишь.
— Я бы не стал спрашивать, если бы ты не хотела этого.
Искренность в его голосе заставила меня посмотреть на него. Вообще-то… я поверила этому.
— Что ты хочешь знать?
— Сколько тебе лет?
Я вскинула бровь.
— Мне восемнадцать. А тебе?
— Двадцать один, — ответил он. — Мне исполнится двадцать два через пару месяцев. В сентябре.
Я сложила руки на животе, когда мы обогнули каменную стену и приблизились к дому.
— Тебе восемнадцать, а твоей мамы больше нет, я очень сожалею об этом, — он быстро перешёл на другую тему. — Но почему ты всё ещё здесь?
ГЛАВА 8
Проклятье, это был очень сложный вопрос, потому что я не могла ответить на него честно. Ко времени как мы подошли к дому, я всё ещё не нашлась, что ответить. Мы остановились у края пучка света от прожектора, освещающего переднее крыльцо.
— Всё из-за того, что тебе некуда больше пойти? — спросил он. — Я ни в коем случае не хотел обидеть. Я прекрасно понимаю, как тяжело расти здесь и затем выйти в большой мир.
— Но я хочу туда пойти.
В ту же секунду, как я это сказала, я уже мысленно проклинала себя на чём свет стоит. Мне реально надо держать рот закрытым.
Зейн развернулся ко мне всем телом.
— Тогда почему не выходишь?
— Это не… Не так просто, — признала я. — В смысле, мне некуда пойти. Как ты и сказал. Это тяжело, уйти отсюда и отправиться туда. Совет по образованию признает наши дипломы, так же как большинство колледжей, но где взять денег? Получить финансовую помощь довольно сложно, потому что Стражи не имеют на неё прав, и даже несмотря на то, что я не Страж, мой школьный диплом предполагает, что я им являюсь. Будет черте что, а здесь есть дела поважнее, чем помогать мне с этим разбираться.
— Звучит так, будто ты уже искала информацию об этом.
Искала. Много. И всё, что я нашла, не имело смысла, ведь колледж — для меня не подлежит даже обсуждению. Не для этого я была… была рождена. После того, как убили маму, я подбирала колледж, решив, что нет причин, по которым я бы не могла ходить в школу и быть готовой, когда меня призовут.
Но чем я буду платить за это? Попросить у Тьерри и Мэтью? Они и так меня всем обеспечили. Я не могла просить ещё и об этом.
— У меня есть ещё вопрос, — сказал он.
— Давай, — вздохнула я, отчасти боясь, чем это может обернуться.
— Что случилось со Стражем, который убил твою маму?
Этот вопрос потряс меня, и я отступила от Зейна на шаг.
— Не надо было тебе говорить.
— Почему?
— Потому что я не люблю ни говорить, ни думать об этом.
— Прости, — сразу же сказал он. — Не стоило поднимать эту тему.
Сделав прерывистый вдох, я повернулась к ступенькам, а затем остановилась, взглянув на Зейна.
— Страж мёртв. Я не осталась бы здесь, будь он жив.
— Я даже не представляю, каково тебе, — быстро сказал он. — Прости, Тринити.
Воздух застрял у меня в горле. Снова оно. То, как он назвал моё имя. Горячая дрожь прокатилась по моей коже, и от этой дрожи я вспомнила, с какой тоской Миша смотрел на Алину. Эта дрожь заставила меня думать о тёплых летних ночах, о касании кожи к коже.
Жар внутри меня нарастал, скатываясь по горлу и растекаясь по груди, отодвигая горечь, которую я всегда испытывала, думая о маме, и я поняла, что мне пора уходить.
И я так и сделала, не сказав ни слова и не оглянувшись.
* * *
Вернулся сбитый с толку призрак, вышагивая по подъездной дорожке снаружи Большого зала, давно пришло время поговорить с беднягой и помочь ему двигаться дальше.
— От этого некомфортно, — пробормотал Миша, следуя за мной, пока мы шли по дорожке вокруг Большого зала.
Я улыбнулась.
Джада ненавидела, когда я таскала её за собой. Если честно, Мише надо было быть в Большом зале на церемонии Чествования вместе со всеми, но как обычно он был на службе у Тринити.
— Ты даже не можешь их видеть, так что не понимаю, почему тебе некомфортно.
— Может, я и не могу их увидеть, но я знаю, что они здесь.
Миша поймал край моей футболки, оттащив меня в сторону раньше, чем я врезалась в молодую ель, которую не заметила.
— Спасибо, — пробубнила я, остановившись на углу здания.
Опустилась ночь, и мягкий свет лился от входа в Большой зал.
Призрачный чувак остановился у живой изгороди, вскинув руки и начав дергать себя за волосы. Моё сердце сжалось от сочувствия.
— Что он делает? — прошептал Миша.
— Чудит, — сказала я ему.
От здания исходило достаточно света, чтобы видеть, куда иду.