Шрифт:
Закладка:
И забыть по-прежнему нельзя
Все, что мы когда-то не допели
Милые усталые глаза
Синие московские метели
Снова между нами города
Жизнь нас разлучает, как и прежде
В небе незнакомая звезда
Светит, словно памятник надежде
С последним аккордом из-за одного из столов высунулся Зельц, которого я, почитай сегодня и не видел, и, восторженно улыбаясь, спросил:
— Это что, песня осназовцев, товарищ старший лейтенант?
За спиной у него хрюкнул в кулак Шура-Раз. Надо полагать — пытался сдержать смех, хотя с этой точки зрения мы в своём времени эту песню точно не воспринимали.
— Можно сказать и так… — попытался выкрутиться я.
— А я вот помню, к нам в Ленинград в тридцать шестом году один испанец приезжал, — продолжил свою наивную атаку Дымов. — Так же здорово играл, как вы!
«Интересно, что это за испанец?» — напряг я извилины, а в слух спросил:
— А как этого человека звали?
— Андре… Андреас Сегония…
— Сеговия? — «Ну, точно! Он же в Союз до войны несколько раз приезжал!» — вспомнил я биографию величайшего исполнителя и теоретика гитары.
— Точно, он! Сеговия! Меня мама на концерт водила! — восторженно воскликнул Дымов.
Тут настал мой черёд заржать в голос. Лестно, конечно, когда тебя сравнивают с Сеговией, но боюсь, он сыграет лучше меня, даже если ему оставить по одному пальцу на каждой руке!
— Посмеялись, и, будя! — вступил в разговор командир.
— Товарищ майор, ещё одну песню! Да! Пожалуйста! — нестройный, но дружный хор слушателей меня немало удивил.
— Ну, что Антон? Давай, раз народ жаждет! Только не очень грустную…
Я оглядел собравшихся, хулигански присвистнул, размашисто «врезал» по струнам, и начал новую песню:
Я вышел ростом и лицом —
Спасибо матери с отцом,
С людьми в ладу — не понукал, не помыкал,
Спины не гнул — прямым ходил,
Я в ус не дул, и жил как жил,
И голове своей руками помогал…
Некоторые слушатели даже начали притоптывать в такт. Но вот начался второй куплет:
Но был донос и был навет —
Кругом пятьсот и наших нет,
Был кабинет с табличкой: "Время уважай",
Там прямо без соли едят,
Там штемпель ставят наугад,
Кладут в конверт — и посылают за Можай.
На лицах появилось недоумённоё выражение, особенно приятно было смотреть на Славу Трошина!
Потом — зачет, потом — домой