вспомнил малолетних фанатов Моргенштерна. У другого на две руки приходилось всего шесть пальцев, значит, у Клешни появится помощник. Слава Богу, боцман хотя бы одноногих не приволок, только одноглазого. Сброд, настоящий сброд, сам бы я таких ни за какие коврижки на бригантину не взял, разве что если бы мы были в полном отчаянии, но даже так в команду попали бы явно не все.

— Значит так, — хмуро произнёс я. — Меня зовут капитан Грин, а вы на борту «Поцелуя Фортуны». Мы — французские корсары.

— Оливье нам сказал уже, — выкрикнул одноглазый.

— Кто это вякнул? Как тебя зовут, Циклоп? — рыкнул я, недовольный тем, что кто-то посмел меня перебить.

— Гийом Тексье, — с вызовом произнёс одноглазый. — Зачем нам это, капитан? Нам уже всё объяснили и рассказали.

— Затем, чтоб все поняли наверняка, — процедил я. — Вот ты понял, кудрявый?

Желтокожий парень клевал носом и шатался, едва стоя на ногах, и точно уж не слушал всё то, что я пытался донести.

— Что?.. — спросил он, с трудом поворачиваясь ко мне.

Я подошёл к боцману, который забивал трубку, сидя на зачехлённой пушке.

— Ты кого вообще набрал? — тихо спросил я.

Отвечать боцман не спешил, сперва он раскурил трубку и пыхнул дымом, зажав её в зубах.

— Желающих, — пожал плечами он.

Надо было всё-таки отправляться самому. Или посылать Шона. Или вообще идти прямо до Сен-Пьера с неполной командой, а уже там набирать людей. Всё было бы лучше, чем этот сброд в команде.

— Ладно… — выдохнул я, пытаясь успокоиться.

— Не кипятись, Андре, нормальные мужики, — сказал боцман мне в спину, когда я уже развернулся, возвращаясь к шеренге.

— Слушайте сюда! Правила на борту простые! Никаких драк, все конфликты решаются на берегу! Никаких азартных игр! Кража у своих карается смертью! Утаил добычу — смерть! Дезертирство — смерть или высадка на необитаемый остров! — объявил я, глядя на понурые пропитые рожи.

Настроение и у меня было понурым, совсем никудышным. Особенно когда, как я заметил, что за нами наблюдают с «Дофина», от этого стало совсем тошно. Но после того, как я ожёг любопытствующих злым взглядом, те поспешили убраться подальше.

Потом два матроса вынесли на палубу стол, Андре-Луи сходил за чернилами и бумагой, и каждый из новобранцев подписал наше шасс-парти. Вернее, подписал только один, желтомордый, а все остальные просто поставили крестики там, где я им указывал. Они по очереди подходили, называли свои имена, а я записывал их на бумаге. Так было проще и быстрее.

После того, как последний крестик оказался на бумаге, новобранцы в сопровождении боцмана отправились на нижнюю палубу, знакомиться с остальной командой, а я дождался, пока высохнут чернила, и унёс документ в свою каюту. Взаимоотношения новичков и старых флибустьеров меня не интересовали. Пусть вливаются в команду, даже такие люди могут пригодиться, на корабле почти всегда есть работа. А даже если работы нет, то палуба сама себя не надраит, а канаты не сплетутся. Сейчас Гайенн распределит их по разным вахтам, снова перемешивая состав, как бетономешалка перемешивает цемент, щебень, песок и воду в однородную массу. Так и новички с ветеранами должны стать одной командой.

Я лёг спать с надеждой, что завтра наступит новый день, который будет лучше, мы снова выйдем в море, но что-то мне подсказывало, что пока «Дофин» висит у нас на хвосте, лучше не будет.

Глава 21

Утром мы отчалили без всяких происшествий, если не считать за происшествие мелкий моросящий дождик, так и норовивший залезть холодной лапой за шиворот. Но это так, мелкая досадная неприятность, вроде москитов или камешка в сапоге. Главное, что со всем остальным был полный порядок.

Подняли якорь, поставили паруса, взяли курс прямо на запад, вдоль протяжённого берега, на котором высились горные склоны, укрытые зелёным покрывалом джунглей. «Дофин» продолжил следовать за нами, на этот раз идя почти наравне, попутный ветер позволял нам почти не сбавлять ход.

Теперь нужно было пройти Наветренный пролив, в котором нас тоже могли поджидать. И испанцы, и пираты, и вообще кто угодно. Поэтому я решил держаться поближе к берегу Испаньолы. Сомнительное решение, конечно. В многочисленных заливах и бухтах могли прятаться целые эскадры пиратов, но мы всё-таки находились возле французской части острова, и я сильно сомневался, что кто-то посмеет на нас напасть.

А после того, как пройдём Наветренный — выйдем дальше в море, прочь от всех островов и посёлков, и пойдём напрямик к Сен-Пьеру. Так будет безопаснее, хотя мы всё-таки будем пересекать несколько торговых путей, испанских и голландских. Нам путь предстоял совсем неблизкий, километров на триста дальше, чем если бы мы пошли вдоль северного берега Испаньолы. Но зато через безлюдную и пустынную местность, а значит, нас там вряд ли будут поджидать.

Собственно, нападения я не боялся, понимая, что «Поцелуй Фортуны» может отбиться от почти любого преследователя, а если не отбиться, то удрать. Но то бригантина, опасная, маленькая и юркая, как молодая щука. А вот флейт, беззубый и тихоходный, вообще ничего не сумеет сделать в бою, и поэтому вынужден был держаться к нам максимально близко, будто застенчивый ребёнок хватается за юбку матери. Ну а мы были вынуждены постоянно его ждать. И если вдруг нападение всё-таки произойдёт, то нам придётся вступать в бой, задерживая вероятного противника, пока «Дофин» будет улепётывать, сверкая пятками. Незавидная роль для нас, но другого выхода я не видел.

Мы, наконец, обогнули Испаньолу с запада, прошли мимо безымянного маленького островка между Испаньолой и Ямайкой, а затем круто повернули к юго-востоку. Впереди лежал бескрайний простор открытого моря, и мы смело отправились прямо туда, в синюю неизвестность.

Я, пожалуй, ни разу ещё за всё время, проведённое здесь, не отходил в море настолько, чтобы берег скрывался из вида. Всегда на горизонте маячила какая-нибудь земля, хотя бы в виде тонкой серой полоски. Теперь же впереди не было ничего, кроме синих волн и серого неба, сливающегося с морем в одно целое. Стало страшновато, но я надеялся, что мы сможем точно определить широту и скорректировать курс в нужный момент. В конце концов, у нас тут было два капитана и штурман, уж хоть кто-нибудь да сумеет.

Ветер вновь переменился, снова пришлось идти галсами, а значит, идти придётся ещё дольше. Я уже несколько раз успел пожалеть, что вообще согласился на эту работу,