у Эвы – единственное, что можно назвать достоинством, если матушке верить. Он самый удачный. Небольшой. Еще бы изящества… а вот относительно лохматости Эва не виновата, что у нее только один гребень, да и тот с обломанными зубами. И занозистый! Волосы так и цепляет?

- Волос беленький. Светленький, - поправилось чудовище, чуть склонив голову.

- Она…

- Я не чувствую изменений некротического фона, - подал голос отец.

- Само собой, она же ж живая.

- Погоди…

- Так, - чудовище вдруг нахмурилось и уставилось на Эву. Под взглядом его стало неуютно-неуютно. – Вы… идите. Сила ваша мешает.

Оно поморщилось.

- Эдди?

Стало быть, у него и имя есть. Правда, не сказать, чтобы оно подходило. Эдди – это Эдвард? Эдуард? Эдвин?

- Иди. Потом, - он указал на дверь. – Свечи? Есть? Восковые? Пусть принесут. Воды. Молока. Свежего.

Эве даже интересно стало.

Он… ладно, допустим, он её увидел, но… дальше-то что? Видеть одно. А слышать? Если он только видит, то… то ей писать придется? Представить перо и тетрадь? Или лучше мел и доску? А он читать умеет? Вдруг не умеет? Тогда надо будет… знаками?

Как ему знаками рассказать все?

- Связь слабая больно, - пояснил Эдди и опять поморщился. – Я все-таки не совсем, чтобы шаман.

Еще и шаман?

Эва читала книгу. Про шамана. Он был диким, но очень и очень благородным. В душе. И потому, когда его племя захватило в плен прекрасную графиню, чтобы принести в жертву жутким орочьим богам, он воспротивился.

И спас.

И еще помог воссоединиться прекрасной графине с её возлюбленным, к которому та, собственно, и направлялась. Да… Эва тогда даже плакала над финалом, в которой шаман уходил в горы, чтобы не мешать возлюбленным.

Ей было очень жаль.

Хотя, конечно, правильно. Что общего могло быть у графини с дикарем, пусть и благородным?

А отец ушел.

И брат.

Лоуренс тем временем принес две дюжины тонких восковых свечей, глубокую фарфоровую супницу из маменькиного любимого сервиза, молоко, воду и еще что-то.

Эве стало до ужаса любопытно.

В книге шаман колдовал вознося руки к небесам и еще потом в припадке бился. Ну или кости раскидывал. Человеческие. Но это тоже не со зла, да и кости принадлежали врагам племени… в общем, это все выдумка.

Эдди же снял котелок. Поставил на пол.

Провел ладонями по голове.

По лицу.

Коснулся пальцами воды.

Может, он спиритический сеанс устроить собирается? Если так? Но тогда свечи ладно, они нужна, а где блюдце? И еще, самое главное, спиритический столик? Или у шаманов это иначе происходит?

Эва всегда отличалась нездоровым любопытством.

И…

- Слышишь меня? – поинтересовался шаман, расставляя свечи. Прямо на столе. Он же полировку попортит!

Но Эва кивнула.

- Хорошо. Ты знаешь, где находишься?

Какой нелепый вопрос! Конечно. Но она снова кивнула. Все-таки человек… ладно, не совсем человек, может, он только-только в цивилизацию приехал. Тогда простительно.

- Отлично, - он касался свечи, и та загоралась, только огонь был как будто… ненастоящим? Или настоящим? Эва потянулась к нему, но руку одернула, ощутив жар.

- Не спеши, девонька, - с мягким упреком произнес шаман. – Тут уж больно все… намешано. Тяжко. И дом мертвой силой пропитался. И город этот ваш…

Эва вздохнула сочувственно.

Она тоже город не слишком любила. В нем сразу начинала болеть голова, а матушкины нравоучения делались вовсе невыносимыми.

- Маги кругом. Техника. Голова гудит. Но ничего. Сейчас вот.

Вода в фарфоровой супнице загустела, и Эва увидела свое в ней отражение.

- Ты не заблудилась?

Отражение было… было… в общем, хорошо, что маменька не видит. Пришла бы в ужас. Конечно, зеркала Эве не дали, но вот так чтобы… она на самом деле? Кожа побледнела, что, конечно, хорошо, но при этом сделалась будто бы серовата?

Ноздревата?

И в глазах нездоровая желтизна.

- Слышишь?

- Слышу, слышу, - не удержалась она и тотчас укорила себя. Все же характер у нее совершенно невозможный. – Прошу простить меня…

Ей бы поздороваться.

Извиниться за неподобающий внешний вид. И… и её, между прочим, похитили! А еще того и гляди продадут. А она тут о внешнем виде беспокоиться.

Вода почему-то пошла рябью.

- Хорошо, - шаман простер над водой руку, и та успокоилась.

- А молоко зачем? – не удержалась Эва.

- Пить. Люблю молоко.

- Вы?!

- Почему нет.

- Так, - она вдруг поняла. – Вы… вы меня тоже слышите?! Можете?!

- Могу. И слышу. А теперь успокойся, пожалуйста, - он глядел с бесконечным терпением. – Иначе или вернешься, или, что хуже, не вернешься. Ты давно научилась покидать тело?

- Давно, - Эва огляделась, раздумывая, как быть.

Стоять было неудобно.

Сидеть…

- Только я раньше покидала, а потом уже нет… после одного случая… моя сестра… - она замялась. Все же не стоит вот так посвящать посторонних и в семейные тайны.

- Потом, - кивнул Эдди. – А сейчас рассказывай.

- Что?

- Все. Ты знаешь, где находишься?

- Адрес – нет.

Она пыталась. Искала. Заглядывала в доме. В доме она могла ходить. И вне дома тоже, но только почему-то сюда.

- Ничего страшного, - поспешил заверить Эдди. – А описать можешь? Как этот дом выглядит? Или, может, людей, которые в нем живут? Там есть люди?

- Есть, - Эва все-таки опустилась на пол. В конце концов, она и так выглядит ужасно, так чего ж теперь. Стоять перед ним было неловко. – Только… ту, старую, хозяйку, её убили. Сначала её Берт проклял. Я узнала проклятье. А потом другая, которая Кэти, она её задушила. А хозяйка хотела меня вернуть!

- Тише, девочка, не трать силы.

Эва почувствовала, что дрожит. А шаман сгреб дым, от свечей исходящий, и дунул им в Эву. Потом и вовсе вытащил откуда-то совершенно жуткий с виду нож, которым и полоснул по запястью.

Да, не будь она призраком, точно упала бы в обморок.

Или нет?

Любопытно. А кровь у него красной оказалась.

Дым же окутал Эву и… и стало легче. Правда, дым теперь пах вовсе не свечами, а чем-то совершенно незнакомым.

- А теперь постарайся вспомнить. Все, что сможешь. Про дом. Про этих женщин… первую как звали?

- Не знаю. Она… она говорила, чтобы я называла её Матушка Гри.

- Умница.

Никто никогда не хвалил Эву. Отец был занят, а матушка пыталась создать