Шрифт:
Закладка:
Кулик впервые за все время своего заключения поднял глаза и посмотрел с интересом на следователя. В глазах Григория Ивановича блеснули огоньки интереса.
– Вы знаете, гражданин Кулик я изучил ваш послужной список. Могу сказать одно – я был восхищен им. В 1937 году началась тотальная чистка Красной Армии. Шли аресты среди командного состава армии. Были арестованы: Блюхер, Тухачевский, Якир, Уборевич и многие другие, которых вы хорошо знали. Скажите мне, почему не арестовали вас, ведь судя по имеющимся в деле материалам, вы были на крючке у Ежова?
Впервые за все дни заключения, Кулик улыбнулся. Действительно следователь был прав. То, что он находился в оперативной разработке у сотрудников НКВД, Григорий Иванович, заметил не сразу. За ним вот уже который день двигался молодой человек в серой кепке. Он иногда, забыв об осторожности, приближался на недопустимое расстояние, а затем, испугавшись этого, быстро скрывался за спинами прохожих.
«Неужели это за мной, – рассуждал он, двигаясь по улице в сторону дома. – Если за мной, значит мой арест дело нескольких дней».
Как-то вечером ему позвонил его бывший приятель. Григорий снял трубку.
– Григорий Иванович! Сегодня утром чекисты арестовали Тухачевского.
– И что? Что ты предлагаешь?
– Как что? Это же беспредел! Ты же хорошо знаешь этого человека, какой он враг Советской власти? Он же армию поднял…
– Что ты хочешь от меня? Говори конкретно.
– Поговори с Ворошиловым, объясни ему, что Тухачевский не враг!
– Что? С Ворошиловым?
Григорий, молча, положил трубку и, отодвинув в сторону занавеску, выглянул на улицу. Напротив его дома стояла черная «Эмка». Около машины, прохаживаясь взад и вперед, ходил все тот же паренек в серой кепке.
– Кира, подойди ко мне, – позвал он супругу. – Посмотри, пожалуйста, в окно. Видишь этого паренька в серой кепке? Ну, тот, что стоит около машины?
– Вижу, – коротко ответила Кира. – В чем дело Григорий? Что случилось?
– Ты знаешь, этот парень, уже который день ходит за мной. Думаю, что не к добру все это. Сейчас мне звонил Николай, говорит Тухачевского взяли. Предлагает мне, чтобы я обратился к Ворошилову и попросил его повлиять на этот арест.
Он замолчал и снова взглянул в окно.
– И что ты решил?
– Пока ничего. Зачем звонить за кого-то. Кто мне такой Тухачевский – ни друг, ни брат. Сейчас жизнь такая – каждый за себя.
– Я тоже так думаю, – ответила она и задернула штору.
***
Сегодня выходной, так решил про себя Кулик. Прошло полдня и его так и не вызвали на допрос. Он сидел на бетонном полу и смотрел на небольшое окно, которое было опутано стальной сеткой, и старался представить какой сегодня день: солнечный или пасмурный. Солнце не заглядывало к нему в окно, и поэтому трудно было отгадать, какой сегодня день. Выбрав удобную позу, Григорий Иванович погрузился в воспоминания:
Шел 1937 год. В стране шли аресты. В ту ночь Кулик не спал. Он несколько раз вставал и подходил к окну. Легковая машина черного цвета по-прежнему стояла на месте, напротив его дома.
«Неужели арестуют? – думал он. – Но я, же ничего противозаконного не сделал. Постой, но Тухачевский тоже, наверняка, ничего такого не делал, а его взяли и спеленали. А вдруг он назвал и мою фамилию?»
От этой мысли ему стало как-то не по себе. Он моментально представил себя в камере, злые лица конвоиров и следователей. Он снова посмотрел в окно. «Эмка» по-прежнему стояла напротив его дома.
«Что может о нем рассказать Тухачевский? – подумал он. – Ну, встречался я с ним, ну, выпивали, и что? Кто с ним не встречался? Но, Ежову, абсолютно без разницы, что они делали: пили водку или обсуждали планы свержения Ворошилова и Сталина. Главное для него, сама встреча, а не содержание разговоров. Боже, мой, откуда я тогда мог знать, что все так обернется, что Тухачевский, Гомарник, Якир окажутся врагами народа».
Он снова попытался вспомнить, о чем они тогда говорили с ним. Откуда-то из глубины его головного мозга всплыла одна из встреч, которую тогда проводил Тухачевский. . Тогда он приехал из-за границы и маршал попросил его рассказывал о немецкой армии, приводил цифры, а вернее называл тактико-технические параметры немецких танков и самолетов.
– Вот видите товарищи, что немецкие танки более боеспособны, чем наши и в случае войны нам придется нелегко бороться с этими машинами. Григорий Иванович, что скажешь? Ты же артиллерист, вот и ответь, сможем мы их остановить или нет?
– Имеющими сейчас средствами, едва ли, – ответил он на вопрос Тухачевского. – Надо создавать новые орудия и новые боеприпасы.
– Вот и я так считаю, – как-то буднично ответил тот.
«А если они уже знают об этом выступлении и разговоре? – снова подумал Кулик. – Выходит, что я не верю в боеспособность нашей Красной Армии. Если об этом донесли Сталину? Что тогда?»
Кулик лег, а затем снова встал с кровати и прошел на кухню. Достав из буфета рюмку, он наполнил ее армянским коньяком и опрокинул ее в рот. Жидкость обожгла горло и медленно потекла по пищеводу в желудок. Услышав скрип двери, он резко обернулся. В дверях стояла Кира.
– Ты что не спишь Гриша?
– Что-то не спится, милая. Иди, ложись, я сейчас приду.
Супруга повернулась и направилась в спальню. Кулик проводил ее взглядом и, взяв в руки бутылку, снова налил в рюмку коньяк.
«Нужно срочно написать письмо Сталину, – решил он. – Нужно опередить чекистов, а иначе будет поздно. Если окажешься на Лубянке, оттуда уже не напишешь».
Он выпил коньяк и, достав из тумбы чистый лист бумаги, он направился в зал. Включив настольную лампу, он сел за стол и начал писать:
«Товарищ Сталин, со второй половины 1937 года на меня пытаются навесить клеймо «врага народа. Я точно знаю, что командиров, которых выпустили из тюрем, заставляли давать на меня показания, что я преступник. Я знаю, что меня даже хотели сделать немцем, что я не красный командир Кулик, а немец, окончил немецкую военную школу и послан в СССР шпионом…».
Закончив писать, он сунул письмо в конверт и, заклеив его, написал на нем крупными буквами – «Лично товарищу Сталину». Выпив еще одну рюмку коньяка, Кулик направился спать.
***
– Вы знаете, Григорий Иванович, тогда от ареста вас, как вы лично считаете, спас лично товарищ Сталин.
– Да. Мне тогда удалось передать ему свое письмо, – тихо ответил Кулик. – Мне удалось убедить