поднял свою голову и посмотрел мне в лицо. Я тихо сказала ему спасибо. Он отвернулся в сторону реки и начал снова смотреть вдаль. Он лежал на локтях, спиной к земле. Его поза была не такой напряженной, как за обедом вместе со всеми. Почему он так спокойно ведет себя рядом со мной? Между нами была настоящая большая пропасть, как и полагалось Дежурным и обычным рабочим. И все–таки мы могли бы стать приятелями.

– Здесь не так, как в лесу, – начал говорить он. – Здесь все не так. Другой воздух, другие мысли…

– О чем же ты думаешь здесь? – спросила я. Он повернулся ко мне. Он уже хотел что–то сказать, но его прервал крик. Это была Варя. Я тут же подорвалась и побежала к ней. Когда я уже прибежала к лагерю, мои легкие начали болеть, а ноги подкашиваться. Отыскав сестру глазами, я тут же кинулась к ней. Она была вся мокрая. А многие потешались над ней. Это начало выводить меня из себя. Я взяла сестру за руку и повела за собой. К нам подбежала Вика, которая до сих пор смеялась. Я была зла на нее.

– Не смешно, Вика, – буркнула я. – Не надо смеяться над Варей.

– Просто… она… так испугалась! – смеясь отвечала она. – Да ладно тебе, Варя! Это всего лишь вода! – а у самой Вари лицо выражало обиду и разочарование. Смеясь над ней, Вика оскорбляла ее. И я не знала теперь, как приободрить ее.

– Извинись.

– Что? – спросила Вика. Я повторила. Она перестала смеяться и, кажется, почувствовала себя виноватой. – Прости, Варя. Я не хотела тебя обидеть, – но у Вари покатились по щекам слезы обиды. Так дело не пойдет.

– Кто облил тебя водой? – спросила я ее, обнимая ее за плечи. Она ответила, что не знает. Значит, придется спрашивать на прямую. Взяв сестру за руку, я быстрым шагом направилась к жителям лагеря. Они до сих пор усмехались. – Кто облил Варю водой? – все молчали. – Я спрашиваю!..

– Ну, я, – ответил кто–то из толпы. Это был Леша. Конечно, было видно, что он это сделал не со зла. Но все–таки…

– Я думаю, тебе стоит извиниться перед ней.

– Но я ничего такого не сделал! – возмутился он. Меня начинало трясти от злобы.

– Ты права–то не имеешь что–то предъявлять ему, – это сказала рыжеволосая Аня. По ее виду было заметно, что она хотела поссориться со мной. Но это не значило, что я не отвечу ей дерзостью на дерзость.

– Тебя никто не спрашивал, – ответила я и посмотрела на нее с вызовом. Меня уже даже не волновал этот Леша. – И вообще, вы все должны извиниться перед ней.

– Лучше заткнись, пока не поздно! – снова говорила Аня. Признаться, я невзлюбила ее с того самого дня, когда она стукнула меня по голове ружьем. По–моему, она пользовалась тем, что была в отряде Игоря. Но нужно учитывать тот факт, что сегодня она спасла мне жизнь.

– Я всего лишь хочу, чтобы все извинились перед моей сестрой. Мне кажется, что вы все тут не умеете уважать даже друг друга. Я не про боязнь, которую вы испытывайте к некоторым людям. Я про настоящее уважение. Вы не умеете правильно относиться друг другу. Какой тогда смысл вам быть всем вместе, если вы даже этого не можете? Без уважения и доверия вы никогда не сможете мирно жить.

– Пожалуй, она права, – раздался голос из–за спины. Это был Максим, который слегка мне улыбнулся и который уже с серьезным видом повернулся к остальным.

– Такое ораторство мне не по душе! – резко сказала Аня и прошла мимо меня. Я заметила, как она с каким–то разочарованием посмотрела на Макса и специально задела его плечо, проходя мимо него. Она ворчала, когда направлялась к лесу. Но когда она ушла, мне сразу стало легче. И после того, как Дежурный пошел за ней, тоже.

– Извини, Варя, – вполне сердечно говорил Леша. Сестра в ответ улыбнулась всем, и они ей тоже. Я уже тогда почувствовала, что все пошло на лад. И эти все люди понемногу становились частью меня. Они становились частью моей новой жизни.

Ночь прошла как обычно. Прохладный ветер, от которого я по–прежнему пыталась укрыться папиной курткой. Я стала замечать, что запах этой вещи постепенно начал растворятся. Так как папа работал в лесу, куртка его всегда пахла древесиной. А сейчас она пропахла костром, и у меня уже появлялось ощущение, что родители исчезнут даже в моих воспоминаниях. И от этих мыслей я плохо спала. Я уже встречала рассвет, когда из палатки кто–то вышел. Это оказался Дежурный. Одним только жестом он показал мне, чтобы я пошла за ним. Первое время мы шли молча, пока не добрались до того самого места, о котором знал только он да я. Так же усевшись на камни, мы должны были начать разговор. Но он никак не мог начаться. Молчание было долгим и мучительным.

– И как после стольких лет унижений вы оставили в себе доброту и честность? – вдруг спросил Максим. Я не совсем его понимала. – Вчера ты говорила так, будто никогда в жизни не была знакома с той жизнью, которая у тебя была. Я думал, что вы, наоборот, таите в себе злобу и ненависть на этот мир. Дежурные всегда так считали.

– Главное – остаться человеком, – только и ответила я. – Только хорошо относившись друг другу, рабочие считают этот мир не таким уж жестоким. Теплота и любовь будут всегда греть душу, если не ломаться под силой жизни, то есть не становится озлобленным, быть выше этого.

– Я помню тебя, когда тебе еще было пятнадцать, – начал рассказывать бывший Дежурный. – В шестнадцать меня определили в 104–й город. Каждому Дежурному дают по два–три человека. Мне попалась ты. Я до последнего считал тебя озлобленной и недружелюбной. Тебя били когда–нибудь?

– Да, – спокойно ответила я. Задрав на спине футболку, я показала ему шрам, который был у меня с десяти лет. Но как только он дотронулся рукой до моей спины, я вздрогнула и опустила футболку. Обернувшись к нему, я увидела его взгляд. Он смотрел на меня с каким–то любопытством, будто я была зверушкой в клетке. Потом, чтобы отогнать эти мысли, я спросила его: – А тебя когда–нибудь били? – он колебался. Может, он хотел оставить это втайне? Или пока не настолько мне доверял, чтобы говорить о своих ранах. – Я хочу посмотреть.

– Мало ли чего ты хочешь! – возмутился он и попятился. Я встала и направилась к нему. Меня завлекала эта маленькая игра,