Шрифт:
Закладка:
— Полминуты — соглашается со мной Сора: — мне достаточно трех ударов. Итак — ты сдаешься?
— Никогда! — вздергивает подбородок Кимико: — бей!
— Ах вот как! Хэк! — стек исчезает из виду — так быстро движется рука Соры и Кимико вздрагивает от удара, на ее белой коже тут же вспухает багровый рубец, удар чрезвычайно болезненный, ударить так — надо уметь. Кто другой не смог бы так хлестануть, клочок кожи на конце стека должен был поглощать кинетическую энергию, немного рассеивая ее, но Сора бьет с протяжкой, всем тонким телом стека, оставляя красную полосу на белом. Удар не рвет кожу, она не лопается, словно перезрелый помидор, но лишь едва-едва. Кимико бледнеет, кровь отливает от ее лица.
— Бьешь как девчонка! — говорит она сквозь зубы: — так ты своего не добьешься!
— Я предупреждаю тебя, не смей недооценивать мечника! — поднимает стек Сора: — сдавайся уже!
— Я не мечник, но и у меня есть своя гордость! — выпрямляется Кимико. Все, думаю я, это зашло слишком далеко, надо это прекращать немедленно, иначе они поссорятся всерьез и надолго, да и больно же ей… но Юрико останавливает меня и прижимает палец к губам.
— Подожди! — шепчет она: — пусть… сами…
— Они сами сейчас покалечатся! — шепчу в ответ я: — ты не видишь…
— Да погоди ты! Доверься Кимико! — отвечает она и я зависаю с ответом. Довериться Кимико? Но ведь ситуация в руках у Соры и хлыст в руках у нее же…
— Хэк! — еще удар! На белоснежной коже моментально вспухает багровый рубец. Кимико вздрагивает и закусывает губу, жмурится от боли, и я вижу, как между ее веками просачивается слеза.
— Третий удар! — говорит Сора, замахиваясь: — клянусь, если ты не сдашься сейчас! — и она разворачивает кисть, так, словно держит в ней меч. Только сейчас я понимаю, что все это время она сдерживалась, все это время била не в полную силу, но сейчас… где-то за спиной — охает Юрико, я колеблюсь, делать ли шаг вперед или нет, Кимико — выпрямляется в полный рост и с вызовом смотрит Соре прямо в глаза.
— А… ксо! — бросает хлыст на пол Сора: — ксо! Твоя очередь! Кента!
— Да?
— Почему за временем не следишь?! — упрекает меня она.
— Ах… да. Время вышло. Меняйтесь ролями… — Кимико делает шаг вперед и подбирает хлыст с пола. Медленно перебирает пальцами по всей его длине, останавливаясь на небольшом лоскутке кожи. Сора сужает глаза и выпрямляется. Она готова.
— Мне было очень больно — говорит Кимико и делает еще один шаг вперед, оказываясь прямо перед Сорой и глядя ей прямо в глаза: — думаю, что я смогу… отплатить тебе за это… — она вдруг обнимает Сору и целует ее прямо в губы. Сора пытается сопротивляться, но как-то быстро затихает в ее объятиях. На пол, с глухим звуком — падает кожаный хлыст.
— Вот и настал этот день — шепотом говорит мне Юрико на ухо, и я чувствую ее горячее дыхание совсем рядом: — день, когда Великий Мастер был повержен в бою.
— Мы живем в удивительное время — соглашаюсь я с ней. Мысленно я отмечаю тот факт, что внутри у меня секундомер не давал сбоя и Сора знала о том, что ее минута еще не вышла — знала, когда отдавала свой ход. И если бы она нанесла свой последний, третий удар так, как и планировала — с разворотом кисти, с протяжкой и движением всего корпуса, так, словно бы кликом разрезая плоть — Кимико могла бы и потерять сознание. А самое главное — после такого удара неминуемо остался бы шрам. Не просто рубец, который скоро пройдет, а самый настоящий шрам на этой белоснежной, идеальной коже.
— Как ты думаешь, можно объявлять победу? — спрашивает у меня Юрико, глядя как Сора тонет в мягких объятиях Кимико: — она сейчас точно потеряется …
— Вряд ли это победа — отвечаю я, глядя как ловкие руки Кимико шарят под кендоги в поисках завязок: — сегодня победила дружба. И сознательность… если бы Сора захотела…
— Как романтично — кивает Юрико: — победила любовь!
— Может… пойдем отсюда, чтобы не мешать? — предлагаю я и Юрико поворачивается ко мне, с удивленным видом.
— Здрасте — говорит она: — вот так возьмем и пойдем? Все самое интересное только начинается… кроме того — ты же помнишь, что Сора говорила о секундантах? Наш долг — быть на поле битвы, рядом с дуэлянтами— и она тянет меня за руку, на ходу расстегивая на себе рубашку: — и иногда — вступать в бой вместе с ними…
На какой-то момент я думаю, что зря отсюда убрали мужика с огнетушителем, ой зря…, впрочем, думать связно и критично я могу очень недолго. Моей воли хватает только на несколько секунд. Интересно, думает часть моего мозга, еще не получившая свою дозу эндорфинов и дофамина — как часто такие вот вещи со мной теперь будут происходить? Хотелось бы почаще… и пусть мои ляжки и задница выглядят так, словно я красно-синий редкий тигр — ни о чем не жалею. Ни о чем.
— Этот закон давно известен — неинтересен мир без песен, но если даже дождь идет с утра — надо чтоб люди точно знали, нет оснований для печали, завтра все будет лучше чем вчера — мурлыкал я по пути в умывальную, перекинув белое, вафельное полотенце через плечо, ненавязчивая простая мелодия звучала в голове. Хорошее настроение переполняло меня, заставляя подпрыгивать и пританцовывать по пути. В коридоре навстречу попалась Эйка-сан, в футболке со своим «Burn corpo shit!» и зубной щеткой, торчащей изо рта так, словно это была сигара Уинстона Черчилля или трубка Шерлока Холмса, увидев меня она сделала круглые глаза и шарахнулась в сторону.
Но во мне было слишком много счастья, чтобы просто пройти мимо, и я подхватил ее в объятья и закружил на месте в танце.
— Проснись и пой, проснись и пой, попробуй в жизни хоть раз… — пропел я ей на ухо: — Доброе утро, о Эйка-сама, Великая и Ужасная, Многомудрый Сенпай над нами всеми! Как прошла ночь?
— Отпусти! — Эйка вырывается из моих рук и недовольно пыхтит: — ладно моя ночь — у тебя я смотрю все прошло великолепно, а? А меня так никто и не позвал! И Дездемону тоже! Частная вечеринка, а? Рылом не вышли?
— Погоди. Эйка, я ж… это… ну… у нас там довольно интимно все было и…
— Да знаю я, чем вы там занимались! И в душевой, и у тебя в комнате! Могли бы и позвать!
— И ты бы пришла?! — поражаюсь я моральной неустойчивости отдельных членов нашего коллектива.
— Ээ… не факт, но позвать-то можно было! И Дездемону тоже — она в конце концов тоже девушка, хоть и лысая. — тут же переводит разговор в плоскость «Дискриминации на почве сексизма» Эйка и упирает руки в бока: — не гляди, что я маленькая! У меня знаешь опыта сколько! Э… ну конечно у Кимико побольше будет… и… эй! Что это за глупая улыбка?!
— Извини! — каюсь я. Замечание про Кимико тут же заставило всплыть в голове изображения самых счастливых моментов прошлой ночи и конечно же нелепая улыбка сама собой выплыла на поверхность. Как там в песне по тексту дальше — а между все так же мир хорош.
— О. Вы уже с утра друг на друга орете — меланхолично замечает Дездемона, выглядывая из двери умывальной: — полны энергии на новый рабочий день, а? Я вот всю ночь не спала… потому что кто-то в соседней комнате всю ночь непотребствами занимался… кто бы это был?
