Шрифт:
Закладка:
Харпер засмеялась, стоя в проеме открытой входной двери:
— Это потому что ты старше своих лет. Или, по крайней мере, была — до того как вернулась в свои двадцать и устроила фантастический случайный секс с горячим шотландцем.
Вдруг рядом раздалось покашливание, и мы обе, как по команде, повернули головы — мой сосед сверху Брент, пряча ухмылку, поднимался по лестнице вместе со своим кинг-чарльз-спаниелем.
— Добрый вечер, дамы!
Я вспыхнула и помахала ему рукой.
Когда он исчез из поля зрения, Харпер расхохоталась, а я укоризненно посмотрела на нее:
— Спасибо тебе огромное! Ты прекрасно знаешь, что он первым делом расскажет об этом своему любовнику, а если что-то знает Ян, то это знает весь дом.
— Ну и что? — она пожала плечами. — Думаешь, ни у кого в этом доме никогда не было случайной связи? Тем более гордись! Наконец-то ты сделала что-то для себя, и нечего тут стыдиться.
— Даже несмотря на то, что он оказался мерзавцем?
— Мерзавцем, который нашел твою точку G!
Я хихикнула:
— Ну, ладно.
Она улыбнулась, показав свои ямочки:
— Я позвоню тебе, детка. Веди себя хорошо для себя.
— Ты тоже.
Я смотрела ей вслед, пока она не исчезла из виду. А потом повернулась, закрыла дверь и, прислонясь к ней спиной, окинула взглядом свое жилище.
В центре стены камин. Перед ним низкий журнальный столик с двумя диванчиками в стиле честерфилд[26], обитыми бархатом цвета слоновой кости. Толстый кремовый ковер, над которым я, по мнению Харпер, тряслась. Стены оклеены белоснежной рогожкой. На окне эркера пышные, ниспадающие до пола шелковые шторы розовато-серого цвета.
Кремовая кухня в стиле современного кантри, с глубокой керамической мойкой и толстыми дубовыми столешницами. На стенах несколько картин и украшений. По диванчикам разбросаны маленькие подушки.
Все стильно, изысканно, идеально, на своих местах.
И по какой-то необъяснимой причине мне захотелось взять полупустую бутылку вина из холодильника и залить им всю комнату.
Нервно дрожа и чувствуя себя одинокой (хотя я никогда этим не страдала), я решила, что всему виной долгий перелет и смена часовых поясов. Это было единственное объяснение, поэтому я решила лечь спать, невзирая на еще ранний час, и надеялась, что сон придет быстро и унесет меня подальше от мыслей об Аркадии и странном незнакомце, которого я встретила в аэропорту.
Аркадия, штат Аризона
2002 год
Свернувшись калачиком в маленьком кресле, я смотрела через стеклянную дверь моей спальни на бассейн во внутреннем дворе. Он был ярко освещен фонарями, которые отец повесил на окаймляющую его полукругом скалу из искусственного камня. Мама говорила, что наш дом построен в шестидесятых. Он был одноэтажным, щедро застеклен, а вокруг огромного заднего двора и нелепого бассейна под открытым небом вилась дорожка из серого кирпича. Я называю бассейн нелепым именно из-за этой фальшивой скалы с имитацией водопада.
Звуки вечеринки, которую устроили мои родители, через стекло проникли ко мне, и я сильнее подтянула колени к груди. Мои родители были общительными людьми. Общительными настолько, что устраивали вечеринки для друзей в нашем доме почти каждый месяц. Вечеринки, которые затягивались до утра. Вечеринки, на которые меня не приглашали, потому что это значило бы, что родителям пришлось бы уделять мне внимание.
Нет. Мне предлагалось удалиться в свою комнату и сидеть там.
Музыка и смех, раздающиеся с улицы, раздражали меня, и я неприязненно смотрела на стеклянную дверь.
Мои родители не были похожи на других родителей.
Одним из самых ярких отличий их от родителей моих друзей можно назвать тот факт, что они никогда не считали нужным скрывать от меня акт любви. Разумеется, они не делали это открыто у меня на глазах, потому что это травмировало бы мою психику, но и не старались заниматься сексом тихо, как родители моей подруги Джем. По крайней мере, мы с Джем так думали. Либо они занимались сексом тихо, либо не занимались им совсем. Но у них были такие прекрасные отношения, что вряд ли второе. А потом Джем попросила меня больше об этом не говорить. И это было, полагаю, правильно.
Мать и отец никогда особо мною не интересовались, и эти шумные вечеринки до утра служили еще одним доказательством, как мало дела им было до того, что я думаю или чувствую. Когда я рассказала об этих вечеринках Джем, она стала мне сочувствовать. Но по-настоящему меня тронула реакция Ника, которому я также рассказала об этом. Он стал беспокоиться обо мне! А Ник никогда ни о ком не беспокоился. В свои пятнадцать он был на год старше нас и, возможно, знал что-то такое, о чем мы еще не имели понятия. Что бы это ни было, но его беспокойство вызвало во мне бурю эмоций и ощущение порхающих в животе бабочек.
— Я хочу, чтобы ты пришла ко мне, если тебе станет страшно, — сказал он.
Я кивнула, хотя не представляла, чего могу испугаться на очередной шумной вечеринке.
Тем не менее сегодня что-то заставило меня подняться с кровати среди ночи и выглянуть в окно. Это была не иссушающая невыносимая июльская жара, потому что у меня в спальне отдельный кондиционер. В отличие от моих родителей, которые любили, чтобы в доме было умеренно тепло, я предпочитала холод. Джем говорила, что не верит, что я родилась в Аризоне. Иначе я должна была бы давным-давно акклиматизироваться, но этого не случилось. И когда я выросла и не должна была больше жить с моими своеобразными родителями, я переехала в штат, где были все времена года.
Больше никакого солнечного Рождества под пальмами.
Я хотела снега.
И даже просила об этом Санту в своих письмах, когда еще верила в него. Жаль, что его не существует, хмуро подумала я. Если бы он существовал и предложил мне загадать желание, я попросила бы его забрать моих родителей и заменить их нормальными. Которые проводили бы со мной спокойные вечера, водили к зубному, кормили домашней едой… Я с семи лет сама себе готовила.
Скрип половиц у самой двери моей комнаты заставил меня насторожиться.
Пульс забился с такой частотой, что я едва могла слышать сквозь шум крови в ушах. Я увидела, как поворачивается ручка двери. Дверь открылась, и в темную комнату проник луч света из коридора.
Я вся покрылась гусиной кожей, потому что из дверного проема в комнату шагнул высокий мускулистый мужчина, и смотрел он в сторону кровати. Я не могла рассмотреть его лицо, но это был не отец. Слишком высокий.
