Разговор закончен.

– Я останусь! – твёрдо сказал мальчишка.

– Не понял?

– Я клянусь! – по щекам Сашки покатились слёзы. – Только не выгоняйте Машу!

– Михаил Павлович! – разревелась девочка.

На двор опустилось погостное настроение.

– Клянёшься, значит, – взяв Сашку за подбородок, Михаил буравил его взглядом глаза в глаза, будто пытаясь добраться до дна души. – У тебя был шанс, пацан, комфортно и безопасно свалить отсюда, но ты его профукал. Прощения и никаких предупреждений больше не будет. Ни последних, ни «китайских». Мы поняли друг друга?

– Да.

– Не разочаруй сестру.

Выйдя во двор, Валентина, которая Петровна, наградила Михаила гневным осуждающим взглядом и увела детей в дом, обняв их за плечи.

– Скажите, это было настолько необходимо? – спросила гостья, проводив троицу до порога. – Мне кажется, Наталья не ошиблась в вашей оценке.

– Что я – первостатейная сволочь и отпетый подонок? Я знаю. Ничего нового вы мне не сообщили и глаза на мир не открыли. Вы знакомы с понятием «слабое звено»? Глупый вопрос, конечно знакомы. Только что такое звено было устранено с вашей помощью. А способ… способ пусть останется на моей совести. Переживу как-нибудь. Я не Макаренко13 – это он мог искать педагогические методы воспитания трудных подростков, хотя и он шёл через труд, если вы помните.

– Бог вам судья, – сказала Валентина Сергеевна, махнув рукой Наталье, которая вышла из летней кухни и забралась в джип, громко хлопнув дверцей. – Нам пора, на чай, извините, не останемся.

– Удачи вам, Валентина.

– И вам счастливо оставаться, – прыгнув на место водителя и отрегулировав сиденье с рулевой колонкой, ответила женщина.

Антон отворил ворота.

– Прощай, Наташа. Будь счастлива.

Застыв в одной позе, Наталья сидела, отвернувшись к тонированному окну. На пожелание счастья она никак не отреагировала и не проронила ни слова. Обдав Михаила сладковатым бензиновым выхлопом, автомобиль выехал на улицу и вскоре скрылся за поворотом. Через три часа Игорь Вебер доложил с наблюдательного поста, что целая кавалькада машин пересекла реку по мосту. Значит, если кто не схоронился в каком-нибудь глубоком бункере, в городе живых не осталось, кроме их группы.

Лиза и Санька ходили как убитые до самого вечера.

По их словам, мать звала их с собой, но они не согласились. Потом Наталья просила у них прощения, плакала, вставала на колени. Санька простил, а Лиза… Лиза, отвернувшись к стене, выдавила из себя, что простила бы в первый день, и даже во второй… До самой ночи на душе у всех было муторно. Керосинчику в костёр подлила Валентина, набросившаяся на Михаила с обвинениями, какой он гад и негодяй, ей битых три часа пришлось успокаивать подростков.

– Предложите ваш вариант, как безболезненно поставить жеребца в стойло, в следующий раз вам и карты в руки, – вспылил Михаил. – Какой я каналья и подлец, мне успела высказать ваша тёзка. Согласен, со всеми эпитетами согласен! И сатрап я, и тиран! Знаете, я лучше буду канальей, подлецом и сволочью, чем позволю мелкому засранцу с тонкой душевной организацией подвести всех нас под монастырь. Это урок для всех, лучше один раз прилюдно высечь виновника розгами, чем сто раз что-то кому-то доказывать. Зато теперь все включат голову, что тоже неплохой результат, согласитесь.

Встретив жёсткий отпор, Валентина, поджав губы, гордо удалилась переваривать речь Михаила, а он, заправив генераторы, ушёл в летнюю кухню, где вместе с Антоном занялся планированием на ближайшую неделю. В принципе, общий план у них был разработан ещё в первый день переезда, но работы сдерживал фактор наличия переселенцев, теперь же ничего не мешало начать масштабные выезды в город, посёлки и на фермы. Работы было не просто много, а непочатый край.

* * *

– Скажите, Михаил, это было так необходимо? – Валентина с утра завела вчерашнюю волынку.

Михаил передёрнул плечами от посетившего его чувства дежавю. Сколько там часов минуло с отъезда жены? – Мир перевернулся с ног на голову, Валентина Петровна. Впрочем, вы и без меня это прекрасно знаете, почувствовали на собственной шкуре.

Михаил и Валентина в первый день договорились величать друг друга по именам, но в данной ситуации мужчина чувствовал, что обращение на ты и без отчества будет неправильным. Как-никак они не о погоде говорят, а о вещи куда более серьёзной, хоть и неприятной.

– И…

– Я не закончил. То, что всё оказалось вверх тормашками, не самая главная беда. Нас не просто поставили на чан для мозгов ногами дрыгать, а разнесли бестолковки вдребезги! Шваркнули со всей мощи об асфальт.

Долбанули, что все мозги наружу. Некоторых понесло, по первости они ещё держались, а тут я не знаю, гормоны ли, или переходный возраст, сдобренный юношеским протестом, или всё до кучи чохом собралось. Даже думать не хочу на эту тему, но позволить взбрыкивать этим молодым мустангам я не могу. Из-за одной паршивой овцы может вся отара сдохнуть.

– Меня бы вы также выгнали?

– Нет, – глядя на собеседницу, Михаил неопределённо пожал правым плечом, с лица Валентины постепенно сходила гневная напряжённость. – Я бы сам ушёл.

Забрал бы детей, и гори оно всё синим пламенем.

Кивнув женщине, замершей в ступоре, он сбежал в гараж:

– Собирайся, Антоха, у нас с тобой ещё дел невпроворот. Игорь, Сашка, прыгайте на заднее сиденье. Виктор, остаёшься за главного, следи за топливом и генераторами, бруски с Солнцевым попилите, я вечером их разметил, с бензопилой управишься? Ну и чудно. Вернёмся, займёмся курятником.

– Э-э-э, – промычал Антон.

– Не «э-э-э», а на птицефабрику поедем, а оттуда в клуб верховой езды и до коровников на ферме проскочим.

– А на ферму зачем?

– А на ферму и в клуб, мой молодой друг, чтобы лошадок и коровок выпустить, иначе они с голоду в стойлах передохнут.