они сами обнажают на Западе, – это авторитарное ядро всякой власти. Понимаете… Они – в смысле вот эти «левые» либеральные критики, или аудитория Laibach, – они смотрят на Laibach через призму этого типичного гуманистического разрыва, ищут за строгой тоталитарной маской Laibach теплые человеческие лица. За маской всей этой индустриальной тоталитарной музыки с низкими басами – они хотят гарантию, мол, «не бойтесь, за этой маской такие же теплые обыкновенные люди, как и мы с вами». Но нет, идея Laibach – обратная. Не «не бойтесь, за – простите, скорее под – нашей тоталитарной маской мы теплые, нормальные, умеющие сочувствовать люди, как и вы все». Нет, это… Даже если посмотреть на повседневную жизнь Запада, жизнь обычных, умеющих сочувствовать людей, понимаете, все эти отвратительные спектакли, которые мы разыгрываем на Западе, благотворительность, помощь ближнему и так далее… Нет, за этим стоит монстр… Мы действительно те, в кого играем. Мы монстры. За этим нет никакой человечности.

Так что, понимаете, это не о Северной Корее, от Laibach вы много о ней не узнаете. Но вы узнаете много о наших собственных тревогах и лицемерии.

Дипломаты раскола

_Чарльз Льюис

Смущение, удивление и злость, последовавшие за сообщением о планах Laibach выступить в стране Ким Чен Ына, как нельзя лучше устраивают наших словенских любителей пошуметь. Смущение, потому что они легко выскользнули из униформ эсэсовцев и натянули наряды принимающей стороны. Удивление, потому что они приехали в Северную Корею с тем же апломбом, с которым они появились в осажденном Сараево в 1995-м. И да, злость, что они имеют дело с правительством, попирающим права человека, как это делает Северная Корея. Глаза лезли на лоб, диски сжигались, а пораженные новостники рассказывали и перевирали то, что они знали или думали, что знали, об этих загадочных музыкантах. Все вдруг снова вспомнили, где на карте находится Словения.

Как же отреагировали те, кто ближе знаком с этими vier Personen?[31] Большинство затаились в ожидании. Преданные ученики Laibach знают, что самые очевидные прочтения того, что делает группа, всегда далеки от истины. Они могут не быть совершенно неверными, но вскоре неизбежно обрастут ссылками, аннотациями и лакановскими кривыми значения. Но как создается эта многословность? Конструируется ли она сознательно в расчете на последующий анализ или автоматически создается самим поведением Laibach? Может ли хоть одна теория о том, как работает Neue Slowenische Kunst, провести внятную границу между намеренностью и аналитической ретроспективой?

Сами Laibach говорят о Laibachkunstmaschine, сущности, способной порождать витиеватый продукт чистейшей инсинуации. Они выработали арсенал шахматных ходов, которые они разыгрывают с такой последовательностью, что сама дерзость выступления служит сигналом того, что игра началась. Критик Алексей Монро лучше всех описал нашу беспомощность перед свежей провокацией Laibach: «…вероятность того, что однажды Laibach зайдут слишком далеко для меня или для большей группы фанатов, это часть их динамики, риск, без которого нельзя обойтись»[32]. Фанат Laibach всегда ходит по канату, который сами музыканты с удовольствием трясут. Мы всегда рискуем, что они зайдут слишком далеко и мы обнаружим себя во власти настоящих политических культов, которые служат им подкормкой.

Если мы задумаемся, прежде чем закрепить за Laibach славу заблудших искателей внимания или приверженцев деспотического режима, не так сложно обнаружить другие причины их поездки. Есть сходство в обстоятельствах между расчлененной современной Кореей и Югославией, в которой они родились. С народом Северной Кореи их роднит опыт диктатуры партии и сильного вождя с повсеместным контролем. Мы могли бы также умерить наше беспокойство, вспомнив абсолютно субверсивное воздействие Laibach на все, к чему они прикасаются. Последнее так хорошо известно, что нас интересует не то, почему Laibach собрались в Северную Корею, а то, почему Северная Корея решила их пригласить. Возможно, это первый признак политики разрядки, которая уже расцветает в Сингапуре и Пханмунджоме. Каковы бы ни были мотивы Северной Кореи, мы знаем, что способ действия Laibach – подобраться как можно ближе к сердцу Государства, прежде чем сдетонировать. Профессиональные дипломаты (не только воображаемых государств) качают головами в молчаливом, но почти физически ощутимом раздражении, вызванном их все усложняющим присутствием.

Реплики участников Laibach в период подготовки к этому событию тоже не всегда были полезны, несмотря на то что в этот раз они на удивление старались. Они как будто спрашивали, а что здесь такого, как, например, когда Иван Новак сравнил «рыночный тоталитаризм»[33] в Греции с фатальными причудами северокорейской системы. Возможно, как это бывает со многими великими писателями, у Laibach лучше выходит показывать, а не рассказывать. Их фатальное спокойствие перед лицом трудностей на таможне, капризных цензоров и идеологического бичевания от принимающей стороны точно нам что-то показало.

В фильме также запечатлены сильные моменты связи, как, например, когда мистер Новак самовольно отправляется на прогулку без сопровождения, чтобы насладиться неопосредованным общением с северокорейцами. Здесь заметны отзвуки документального фильма Laibach Divided States of America, в котором изрядная часть хронометража отведена не их шоу, а тому, как они спокойно проводят время в дайнерах и на улицах другой страны. И хотя солидарность с жизнью социальных низов не сформулирована в их теоретических текстах и не выражается в монументальном ретрофутуризме, Laibach всегда приносят с собой сажу с полов завода в Трбовле и идею братства.

Итак, мы можем снова спросить об их намерениях. Laibach десятилетиями вырабатывали свою науку провокации; небезосновательным будет предположить, что с такой возможностью, как им выпала в Северной Корее, они могут больше не думать заранее о каждом возможном недовольстве или вообще о них не думать. Они могут полностью подчиниться созданным ими же правилам, откликаться на поводы и источники, которые доносят до них современные и исторические голоса, относиться к каждому новому событию с детерминистским отстранением. Возможно, они уже смогли достичь безликой коллективизации, к которой стремился аппарат Neue Slowenische Kunst. Но это не отменяет наших вопросов. Даже если они перешли на новую ступень философского восприятия, чтобы снять все вопросы, они должны заразить нас собой, как вирусом, и позволить инфекции быть ответом. Тогда мы больше не будет подвергать сомнению их требования. Мы сами будем оперировать и трансформировать. Мы сами будем бросать вызовы. Мы станем частью Laibachkunstmaschine.

Мое сердце хочет биться, как крылья птицы,

Взлетающей над озером к деревьям.

Холмы оживают под звуки музыки,

Под песни, что пелись тысячу лет,