но только так, как ты рекомендуешь, я не сумею.

Новостей пока никаких нет. Внешне все распрекрасно, а на душе тоска и тревога. И что-то плохое должно обязательно случиться. Чувствую, жду, хотя толком ничего объяснить не могу, да и не пытаюсь.

Очень хотелось бы повидаться.

В письме всего не расскажешь.

Может, выкроишь время и приедешь к нам?

Приезжай! Клава.

Дома было, как всегда, прибрано. Над обеденным столом темно-бордовым снопом топорщились гвоздики. На ящике телевизора лежала записка:

"Милый, в холодильнике есть ветчина и сосиски. В белый кофейник засыпан кофе, только залить кипятком. Если хочешь поесть основательно, бульон в голубой, а лапша — в маленькой дюралевой кастрюльке. Разогрей. Позже позвоню. Кл.".

Я смотрел на аккуратные синие буковки, выведенные рукой Клавы, и непонятно почему чувствовал, как во мне подымается волна тоски и раздражения.

Ветчина в холодильнике.

Лапша в маленькой кастрюльке.

Алеша в институте.

Флоксы на столе.

Возможны варианты:

В холодильнике — колбаса.

В кастрюлечке — рис.

Алеша на тренировке.

На столе — розы…

Ну а, собственно, чего я хочу? Чтобы в холодильнике было пусто? Чтобы в немытой посуде суетились тараканы? Чтобы на столе лежала старая газета?….

"Ты свинья", — сказал я себе и прилег на диван.

Лежал, смотрел сквозь балконную дверь на голубой прямоугольник неба, очень чистого, по-летнему высокого, слегка вылинявшего, старался не думать ни о чем определенном и вместе с тем думал обо всем сразу.

Почему мне все чаще и чаще хочется сказать Клаве: милая моя, хорошая, образцово-показательная жена, ты замечательная, превосходная женщина, но я, извини меня, пожалуйста, по горло сыт и твоим вниманием, и твоей круглосуточной заботой обо мне. Скорее всего ты в этом нисколько не виновата, но и я не виноват… Все хорошо в меру — даже шоколадом, даже зернистой икрой, да любым наилучшим харчем можно облопаться…

Постарайся понять, Клава: и хорошего не должно быть слишком много…

И безо всякой связи с предыдущим мне вспомнился вдруг далекий гарнизон, где начиналась моя авиационная служба.

Неустроенность, грязь, тощища. Мы жили на строго лимитированном бензиновом пайке и летали совсем мало. Тем, кто был призван насаждать дисциплину и следить за нашей нравственностью, приходилось, прямо скажу, туго. Редкий день обходился без чепе или, как принято говорить в армии, без предпосылки к чепе…

В том гарнизоне жила другая Клава, кажется, Шевченко. Она была вдовой штурмана дальней авиации. Красивая, крупная, глупая и безмерно жалостливая женщина. О ее готовности пригреть любого одинокого мужчину складывали легенды. Сколько было в этих легендах правды, а сколько неблагодарного вымысла, судить не берусь. Помню шумный скандал, вспыхнувший вокруг этой женщины, скандал заметно подпаливший и мои крылышки…

Однажды я вышел от нашего эскадрильного инженера (он жил в одном корпусе с Шевченко) и увидел тощую фигуру у Клавиных дверей. Присмотревшись — в коридоре было темновато, — узнал Леньку Пудцова и не сразу понял, чем он занят. Осторожно, стараясь не скрипнуть мелом, Пудцов выводил на Клавиной двери: "Доступ к телу свободный. От 20.00 до 7.30…"

Что-то тренькнуло во мне, что-то вышло из зацепления.

Я ударил Пудцова наотмашь в ухо и, когда он, тоненько, противно взвизгнув, отскочил от двери, догнал и еще ударил…

Потом на меня навешали целую свору собак. Обвинили в ревности, в рукоприкладстве, в оголтелом хулиганстве и много еще в чем. Наказали примерно и прорабатывали черт знает сколько времени, чтобы другим неповадно было. Но, странное дело, ничто тогда не тяготило меня, ничто не портило настроения, разве только Клава — она непременно хотела отблагодарить защитника ее чести…

Теперь я лежал на диване и томился.

Дети у меня не хуже, чем у других, может, даже получше. Жена — в порядке. Даже странно, что тогда, после Алушты, я предлагал Вере выходить за меня замуж. И ведь я на самом деле готов был разойтись с Клавой… Интересно, что получилось бы, согласись Вера?

Порядка, размеренности в моей жизни, конечно бы, убавилось. Ни цветочков на столе, ни лапши в кастрюлечке, ни записок на телевизоре — ничего этого не видать.

А что было бы? Восторг общения, радость встреч после недолгих расставаний, ресторанный разгул время от времени, легкость?

Но какой толк об этом думать?

Во всем, что может быть дальше, Вера просто ни при чем.

А что может быть? Наверное, я все-таки отважусь сказать Клаве:

— Суди как хочешь, но с меня хватит. Ты ни в чем не виновата, но и я тоже не виноват. У человека всего одна жизнь. И нам осталось не так уж много. Постарайся меня понять…

Клава или тихо заплачет, или не поверит, не пожелает поверить и постарается все обернуть в шутку.

А тогда? Разыгрывать скандал? Бить посуду? Произносить обличительный монолог? Но я этого не умею.

15

Клава вернулась домой, не позвонив. Вошла и сразу спросила:

— Почему ты ничего не ел?

— Не хотелось. Что с матерью?

— Могло быть хуже. Поместили в сорок третью больницу. Сейчас легче. Тина там осталась до вечера.

— А ты чего примчалась?

— Голос твой не понравился. Забеспокоилась. У тебя, Лень, все в порядке?

— Главным образом да.

— А не главным?

— Конец месяца, обычная нервотрепка…

— Ты хотел мне что-нибудь еще сказать?

— Нет.

"Скажу завтра", — подумал я.

Ну а завтра выяснилось, что тридцать первое число миновало, тридцать второго не бывает. А первого числа нового месяца я уже много-много лет подряд начинаю "совсем другую жизнь" и стараюсь изо всех сил не тащить в эту "другую жизнь" ничего из старой…

Леся — Клаве

Дура ты, дура, Клавка, и больше никто! Хочешь, обижайся, а хочешь, терпи. Только другого названия тебе нет. Ну, чего разнюнилась? "Не случилось ничего, но может случиться!" Факт, может. Идет человек по улице, а ему сосулька по башке — бац! И нету человека! Так что ж, всю зиму из дому не выходить?

Рассуждаешь больно много, а от слов твоих одна скука. Действовать надо! Особенно в нашем с тобой возрасте. Ясно?

Пройдет еще годика три, ну четыре, и кто ты будешь? Бабушкой Клавой ты будешь! Охота? Ни в жизнь не поверю, что ты об этом мечтаешь. Так вот, мое решительное и последнее тебе "указание" — пользуйся жизнью, ворочай обстановку по-своему, а не распускай нюни. И подумай получше: чего тебе не хватает? Детей отрожала, мужик при тебе: надоел свой — прибери к рукам чужого: средства есть, квартиру имеешь, машину тоже… Ну, чего, чего тебе не хватает?

За приглашение спасибо, только приехать сейчас не