— На симпатии? — предположила я. — Одной симпатии мало, ты считаешь? На доверии? Доверие — это не вера. Вера обычно слепа, а тут ты анализируешь поведение человека… Просто обещай не обманывать мое доверие. Никого на стороне и… Ну, будет плохо — скажи, не затягивай то, что можно в два дня уложить.

— То есть могут быть варианты? — наконец выключил он воду, но полотенце так и не взял.

— Понятия не имею, — я тоже убрала фен на место. — Я вообще не думала, что люди могут встретиться и через пять минут решить жить вместе. И точно я не считаю, что из этого может вырасти что-то серьезное, — говорила все еще вприсядку, чтобы не смотреть на голого Гая.

Симпатия к нему у меня не выросла. Доверию откуда взяться? Он заразил меня безбашенностью? Ну если только…

— Что вырастет, то вырастет. Не будь пессимисткой с самого начала…

Особенно, когда начали с конца. С его. Ехала за сексом, а что получила? Работу не по специальности?

— Я реалистка, но у нас реальности разные… — поднялась я, не отпуская его взгляд.

— Не надо тебе моей реальности уж точно. Дай пожить в твоей.

— С родителями меня не знакомь, ладно? Это ведь возможно?

— Они не следят за мной. У них есть дела поважнее.

Он тоже не все закончил. Не убрал постель. Я не пошла за ним в спальню, мне еще предстояло избавиться от остатков пищи.

— Слушай, не дури…

Я резко обернулась и поняла, что это была реплика не в мой адрес. Гай говорил по телефону.

— Мы все равно заедем в магазин, так что пришли список. Я знаю, что у тебя никогда нет жратвы. Ты желудок себе бутербродами посадишь. Дай я тебе хотя бы полуфабрикатов привезу? Да, блин, у тебя собака лучше ест! Мы на один день с ночевкой. Верх пока не грей, включи внизу отопление. Все, я готов, — окончание фразы предназначалось уже мне.

Он готов. Собака готова. А мои тараканы только начали подрумяниваться на разлитом Гаем масле. Чего я краснею, ну чего?

Просто собаку жалко… Полотенце оказалось сухим.

— Потерпи еще чуть-чуть… — прошептала я.

Юпи снова повесили на кушак и взяли на руки — сначала я, пока Гай закрывал квартиру, потом — он сам: ну, чтобы во второй раз не убежала. Дуры два дня подряд не попадаются.

Юпи мигом оросила снег — бедное животное оказалось слишком чистоплотным, чтобы воспользоваться грязным полотенцем.

— Не надо так на меня смотреть! — бросил Гай, бросая собаку на заднее сиденье.

Я не смотрела, я осуждала молча и глядя в сторону на людей, повылазевавших из теплых квартир новогодним поздним утром — лица были хмурыми, хотя пару человек, просто так проходивших мимо подъезда, поздравили нас с Новым годом первыми.

Я пристегнулась раньше водителя, отметив для себя, что чувствую себя в чужой машине, как дома. Не привыкай, не забывай, что ты в гостях. Затяжных, но и только.

— Ты машину водишь? — спросил Гай через пару минут как-то слишком уж небрежно.

— Нет, нет, нет… — испугалась я непонятно чего, поэтому отнекивалась так судорожно.

— Ты чего? — повернул он ко мне голову на следующие пару секунд.

— Не знаю… — вспыхнула я и сообразила, пусть и с опозданием, стащить с высушенных волос шапку.

Она приземлилась на мои колени чуть раньше Юпи. На этот раз Гай не потребовал вернуть собаку на заднее сиденье.

— Просто если ты вдруг чувствуешь себя уставшим, поехали обратно…

— Я не за этим спросил, — улыбки на губах не появилось. — Просто… Ну… Не планируешь получать права?

— Не планировала. А надо? — не уловила я его мысли.

— Лучше не надо… Не сейчас. Не пока ты со мной…

— Я не попрошу у тебя машину, не бойся, — попыталась я рассмеяться, но почему-то у меня это сделать не получилось.

— Не в этом дело… — Гай смотрел на дорогу, не на меня, и в этот момент держался за руль обеими руками. Будто нарочно вцепился. — Просто у меня жена разбилась… На машине. На моей…

Он сделал паузу, небольшую. Даже будь она длинной, я все равно побоялась бы вставить в нее запоздалое соболезнование.

— В общем… Первая реакция отца была обвинить меня в… Разгильдяйстве. Она и полгода не водила. Отец сказал, что у нее не должно было быть ключей. Я должен был их прятать, что ли?

Я снова промолчала. Я же не должна все это комментировать, ведь нет? Кусала язык в ужасе, что с него случайно все равно может сорваться какая-то глупость. Типа просьбы больше ничего мне не рассказывать.

— Это случилось тридцатого декабря в сумерки. Им с тещей приспичило докупить какие-то подарки… Сказали, что обе мгновенно умерли, не мучились ни минуты… Свидетели сказали… Я в тот вечер просто вынес елку на помойку вместе с игрушками. Больше елки у меня в доме никогда не было. И… Тот Новый год я встретил один. Я тебе сказал, кажется, что это не очень приятное чувство быть одному в Новый год…

— Сказал… — наконец сказала я. — Я могу тебе ничего не дарить, если… Ну, если и подарки…

— Не дари. Не в этот Новый год. Это уже слишком много для меня. Не надо…

— Гай, не надо… Не надо больше ничего говорить.

— А я все сказал. Больше уже нечего добавлять.

— И не надо… Гай, пожалуйста…

— Полина, я уже замолчал. Я просто спросил. Если бы ты водила машину… Ну… Я бы нервничал и… Тогда лучше не надо было б начинать…

— Я не вожу и не собираюсь… У меня денег на машину нет. И… Может, тебе действительно не надо ничего со мной начинать? В этом году… Ну, достаточно елки и… Ну, не знаю… — я точно пылала, но снять куртку не могла, на мне сидела собака.

Ей на моих коленях сиделось просто замечательно. Ей единственной было тут хорошо.

— Я принял решение, и я не отступаюсь от своего слова. Ну… Я не вижу пока никаких веских причин не попробовать пожить с тобой. Если они есть у тебя, я пойму…

— Нет… — наглаживала я собаку так ожесточенно, точно хотела превратить жесткую щетину в мягкий пушок.

Прямо как