рассиживаться с вами, Фома Иванович, как бы не заметила султанша моего отсутствия, - ответила Василиса, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. – Поспешила я сюда вам сказать, что сильно осерчал царь на Марию Никифоровну за ее отказ ехать в Ханский дворец на свадьбу, так осерчал, что прощать ее не хочет.

- И что же намерен делать татарин? – нахмурив брови, задал вопрос Степан Ласков.

- К нам намедни пленников пригнали, и хан желает выбрать себе очередную наложницу среди захваченных владыкой Гиреем девиц, - последовал ответ. – Похоже, он твердо намерен забыть Марию Никифоровну и искать себе новую зазнобу.

Маша крепко, так что ногти в ладони вонзились до крови сжала кулаки. Неведомая прежде ревность ядовитой змеей ужалила в ее бешено стучащее сердце, пробуждая желание изрядно расцарапать лицо своему неверному благоверному, целый год пылко уверявшему ее в своей любви. Ишь ты, едва она заартачилась, так он, позабыв о ней, уже готов бежать за новой юбкой без стыда и совести! Девушка была до того возмущена, что на время утратила дар речи.

- Эх, так не так, и этак не этак, - с огорчением заметил Фома Поликарпов. – Ничего у нас не выходит, Мария Никифоровна. Давайте вещи собирать и готовиться к возвращению в Москву.

- Ну нет, не уеду я из Касимова! – звонко воскликнула Маша. Как только она представила себе, что уедет и никогда больше не увидит презренного изменника, так сразу же в ней проснулся дух сопротивления, какого-то злого азарта.

- Пойду и разберусь с басурманом на месте! – пригрозила девушка.

- Бог с вами, Мария Никифоровна, не стоит этого делать. Это все равно, что дразнить голодного медведя. Только пропадете зазря, - заметил осторожный Степан Ласков.

- Вы езжайте, если боитесь, а я выполню, что задумала! - смело заявила дочь воеводы Плещеева.

Дьяк Поликарпов поразмышлял над ее словами и сказал:

- Ладно, иди во дворец, Машенька. Не человеческим хотением, но Божьим соизволением дела добрые успех имеют. Вот, возьми на всякий случай порошок с беленой. Не дай Бог, Фатима-Султан проведает о тебе, да еще убийцу подошлет. Брось тогда в него порошком, и он во временное беспамятство придет.

Девушка, признавая правоту своего собеседника, привязала мешочек к поясу, и Фома Иванович велел:

- Василиса, проводи незаметно Марию Никифоровну в логово татарского зверя, и сама поберегись.

Служанка Фатимы-Султан послушно поклонилась дьяку и Маша пошла за нею по-прежнему не испытывая страха. Она только злилась на своего неверного избранника и заранее ревновала к неведомой счастливице, на которую падет его выбор. Девушка со своей провожатой вошла на женскую половину Ханского дворца, когда уже начало вечереть и солнце стало клониться к верхушкам берез, покрытых молодыми пахучими листочками.

Слуги в это время суетились, выполняя приказ дворецкого Килелерджи-баши подготовить баню для властителя. Ильдар, чтобы окончательно успокоиться от обидного отказа русской девицы, решил попариться в хамаме и освежиться в бассейне.

Восточная баня в Ханском дворце касимовских владык была облицована прочным камнем и имела огромный потолок-полусферу. Влага поднималась к куполу, там остывала и в виде тонких ручейков стекала в дренажную систему. В отличие от русской бани, пар в хамаме получали не от раскаленной печи, а от чанов с кипящей водой и от них поступал умеренный жар. Волны горячего воздуха равномерно обволакивали помещение, согревая лежанку, пол и стены. Массаж с грубыми мочалками, с добавлением ароматических масел благотворно влиял на тело и возвращал хорошее настроение.

Молодые банщицы с удовольствием массировали своего молодого господина. Двадцатипятилетний хан находился в расцвете сил и его совершенное мускулистое тело без единой капли жира восхищало даже мужчин. Служанки хамама откровенно завидовали русским пленницам, среди которых этот красавец намеревался выбрать себе подругу на ночь и втайне мечтали, что когда-нибудь на них тоже падет заинтересованный взор молодого могущественного хана.

После массажа Ильдар окунулся в бассейне и последовал в свою опочивальню, намереваясь увидеть пленных красавиц. Он выпил чашку свежезаваренного турецкого кофе и приказал главному евнуху привести отобранных девиц.

Кизляр-ага раболепно поклонился и дал знак своим подчиненным выполнить приказ господина. Двустворчатые двери отворились и через некоторое время дежурные евнухи привели восемь девушек. Их приодели в лучшие шелка и атлас, наделили серебряными украшениями, Кизляр-ага даже подлечил израненные девичьи ноги быстродействующими целебными мазями. Отобранные рабыни не имели ни малейшего телесного изъяна, и каждая из них была по-своему красива и мила. Первый осмотр удовлетворил Ильдара, и он одобрительно заметил:

- Красивы как гурии из сада пророка Мухаммеда. Пусть они спляшут и споют, чтобы я мог определить какая из них лучшая!

Повинуясь воле молодого татарского правителя зазвенели колокольчики и бубенцы, засвистели глиняные свистульки, бывалый раб-гусляр принялся бодро водить руками по струнам своего музыкального инструмента. Однако русские девицы не пустились в пляс, жались тесной кучкой, две или три из них даже пустились в слезы. Они, еще недавно оторванные от родителей, познавшие ужас плена и рабства, не отошли от своего горя и страдали так, словно их ввели не в роскошные ханские покои, а привели на пытки.

- Что это, Кизляр-ага?! – недовольно спросил Ильдар. – Ты не мог лучше подготовить этих рабынь на вечер, объяснить, какая их ждет награда, если они сумеют угодить своему господину?

Провинившийся главный евнух упал на колени, вымаливая прощение.

- Молю о помиловании, владыка Ильдар! Эти девицы упрямы как глупые ослицы, и не способны оценить своего счастья! – запричитал он. – Доброго отношения они не понимают, их можно учить должному поведению лишь строгостью и побоями.

И Кизляр-ага, схватив большую плеть, с силой огрел ею двух невольниц, близко стоявших к нему, исторгая из их груди душераздирающие крики и болезненные стоны. Хан Ильдар, еще больше нахмурившись, уже хотел прекратить эту безобразную сцену и велеть евнухам увести девушек, не оправдавших его надежд. Его настроение окончательно было испорчено расправой евнуха над беззащитными рабынями. Но тут в опочивальню вбежала запоздавшая девица, еле переводящая дыхание.

- Не бей моих подруг, Кизляр-ага, я спою! – звонко крикнула она, обращаясь к главному евнуху. Тот вытаращил на нее глаза, не в силах вспомнить эту красавицу в группе пленных, и в замешательстве принялся жевать губами

Ильдар, не понимая заминки Кизляр-аги, решил дать еще один шанс нерадивым слугам и благодушно произнес:

- Пусть