– Не называй меня так, женщина! – раздражённо ощерился Ватацуми. – Иначе однажды…

– Ты наложишь мне в тапки огромную кучу драконьего дерьма, а я в неё обязательно вляпаюсь? – иронично перебила его девушка, несмешливо излагая свою версию развития событий. – Не надо вести себя как кот!

Дух-хранитель застыл на месте, возмущённо хватая ртом воздух.

– Не злись. Мы обязательно возведём родовое святилище в твою честь. Я читала о таких. Тебе точно понравится. А как они стильно выглядят…

Беззаботный щебет Алексы сбивал дракона с толку, но фраза о святилище на мгновение затмила всё остальное, и он погрузился в блаженные размышления.

– И нам понадобится твоя помощь!

– Моя помощь? – вздрогнул старик, очищая сознание от всех мыслей, и по-иному посмотрел на заболтавшую его девицу. С уважением посмотрел. – Что ты хочешь от хранителя рода Хаттори?

Алекса Бладштайнер очаровательно улыбнулась и спокойно ответила:

– Я хочу защитить своего мужа.

– Он ещё не твой муж.

С сожалением покачав головой, дух неожиданно смолк, тщательно осматривая Алексу с головы до ног. Его глаза на пару секунд заполыхали чистым Светом. Громко хмыкнув, дракон неверяще покачал головой и вновь по-иному взглянул на стоявшую перед ним девушку. Он даже сменил облик, превратившись в миниатюрного дракончика, ненадолго зависшего в воздухе перед Алексой. Она любопытно склонила голову набок и протянула руку, безбоязненно поглаживая его по шипастой голове.

– У нас появился шанс, госпожа, – прошипел он, с невысказанным удовольствием подставляясь под ласку. – Следуйте за мной, я провожу вас к этому старому хрычу. А по пути мы сможем обсудить один довольно важный вопрос…

* * *

Тени. Полупрозрачные, нечёткие, пепельно-серые… Они толпились вокруг, заступая мне путь, заглядывали в лицо, хватали за одежду и тянули назад.

Призраки. Сотни, тысячи теней. Тысячи знакомых и никогда не виденных мной лиц. Они шептали и кричали, обвиняюще и жалостливо, укоризненно и со злостью, печально и разочарованно. Их голоса постепенно сводили меня с ума.

Шаг. Ещё один из того пути, что мне предстояло проделать. И ещё шаг. Казалось бы, что в этом сложного? Привычно понять ногу и переставить ногу вперёд, коснувшись камней дороги сначала пальцами босых ступней, а после плавно перенести оставшийся вес…

«Ты не справился, Кеншин! Не защитил семью, но спас свою никчёмную жизнь! – звеня от напряжения, негодовал голос в моих ушах. Голос, что мог принадлежать лишь моему отцу. – Ты отпустил врага, не взяв с него плату кровью! Будь ты проклят во веки веков, предатель!!!»

Каждое слово отца хлестало больнее кнута. Стиснутые зубы противно скрипели эмалью. Придавленный грузом вины в прямом смысле этого слова, я еле-еле передвигал ногами. Каждый сделанный шаг давался труднее предыдущего. Не пройдена и десятая часть пути, а сил не осталось. Идиллическая картинка дороги оказалась лживой обёрткой, скрывающей стальные петли охотничьих силков…

– Мы умирали за вас, господин! Мы шли на смерть во имя рода Хаттори, оставляя свои семьи без отцов, сыновей и братьев! Вы могли не допустить всего этого! – нестройным хором низко гудели призраки моих гвардейцев. Опалённые, изуродованные посмертными ранами, в лохмотьях военной униформы, потрясающие руками. – Вы оплатили урон вашей чести нашей кровью, а не своей!

Споткнувшись на ровном месте, я неловко упал, с размаху приложившись лицом о каменную брусчатку, и остался лежать, не у силах подняться и продолжить путь. Теплая лужица крови медленно растекалась под головой, затекая в канавки между камнями и окрашивая всё в пурпурно-алые цвета.

– Слабак! – презрительно прозвучало над моей головой. – Годы подготовки прошли впустую! Настоящий Клинок невозможно сломать или согнуть!

Кровь из рассечённой левой брови заливала половину лица, частично лишая зрения. С трудом перевернувшись на спину и сфокусировав правый глаз, я увидел наставника, вышедшего из толпы теней и нависшего надо мной. И постиг глубину его разочарования.

– Мне стыдно, что я называл тебя господином, – процедил он перед тем как развернуться и пропасть из виду. – Здесь тебе самое место…

У каждого из нас есть свой предел. И пусть мой разум понимал, что всё происходящее не более чем плод моего же воображения, пусть холодная логика способна была противопоставить всему происходящему минимум с десяток веских контраргументов. Пусть. Это были не голоса призраков – мой собственный. Это были не слова ушедших за грань, а мои собственные слова, произносимые в худшие моменты моей жизни.

«Ты подвёл нас!» – слитно прогремело в моём сознании.

Это стало последней каплей, переполнившей мою чашу. Я громко заплакал, размазывая по лицу кровь и слёзы, не стесняясь никого и ничего. Одинокому человеку некого стесняться. Душа кричала, а вслед за ней кричал я. Кричал, отчаянно пытаясь подняться на ноги. Кричал, когда понял, что не способен на это, и просто пополз вперёд.

– Сынок, – едва слышно прошелестел мамин голос, а в растрёпанные волосы на затылке ласково проникли её пальцы, – ты делаешь маме больно… Как в тот день, когда вернулся домой и не посмел подойти. Я ходила среди вас, одинаковых в своих ужасных доспехах и остановилась точно напротив тебя, но ты даже не пошевелился, играя в стойкого оловянного солдатика! Ты так и не простил меня, Кенши, мой маленький Кенши…

Камни Дороги Совести отразили мой по-волчьи тоскливый вой потерявшего всё человека. А следом пришла ненависть. Ненависть к самому себе. К тому, кто всё это допустил. К тому, кто не смог, не справился, не защитил. Убийственная, всепоглощающая ненависть, граничащая с безумием. Я ненавидел и желал ему немедленной смерти…

* * *

Беспощадная воронка зародившегося в грозовых небесах вихря тонким хоботом протянулась к холмам. Бушующая стихия с невообразимой лёгкостью вздымала в воздух тяжёлые комья земли, вырывая деревья вместе с корнями, разбирая крепостные стены по камешку, и, играючи раскрутив новые игрушки в воздухе, сталкивала их между собой, превращая в мелкое крошево, утягивая всё выше и выше, в ненасытное чрево мрачных туч.

Хаттори Хандзо созерцал. Он величественно восседал на обычной циновке, устроившись у подножия ступеней, ведущих к дворцу на вершине холма, в трёх шагах от Дороги Совести. Но взгляд его был обращён не на бурю, жадно пожиравшую внутренний мир его внука.

Хаттори Хандзо смотрел, как по белым камням широкой дороги медленно бредёт, вставая и вновь падая, сломленный и раздавленный виной человек. Его единственный потомок.

Хаттори Хандзо созерцал, бесстрастно, пустым, ничего не выражающим взглядом пронзая бредущего внука чуть ли не насквозь, изучая его страдающую, вывернутую наизнанку и постепенно угасающую душу. Самурай исполнил свой долг и лишь наблюдал за исполнением приговора. Скованный традициями намертво, он не мог позволить себе ни сострадания, ни слабости,