Я почти с отчаянием помотала головой. Нет, нет и снова нет! Я хорошо двигаюсь, но вряд ли смогу танцевать на потеху публике. А от моего пения и вороны разлетятся, музыкальных талантов Единый мне не отсыпал.

– Может, ты умеешь сочинять истории, словно скальды? – с надеждой подсказала Нана.

Увы, нет.

– Знаешь, где спрятаны несметные сокровища?

Я толком не знаю даже, где спрятана нынче я сама.

– Бесполезная дева! – громко заключил конухм. – Гладкое личико, а толку никакого! После того, как ты оскорбила хёгга, никто не возьмет тебя в свою постель и не предложит за тебя даже щепоть пепла. А это значит…

– В море!

Да что там за гад такой крикливый? Все в море и в море!

Я тяжело втянула воздух, собирая расползающиеся мысли. Я должна что-то придумать! Хоть что-нибудь! Найти в себе что-то ценное! То, что я могу выгодно продать! Ну неужели вся моя жизнь оказалась совершенно бесполезной? Настолько никчемной, что мне нечего предложить варварам за Туманом?

За Туманом…

Мысль пронеслась внутри вспышкой, почти обожгла. А что если…

– В море деву!

– Зачем в море, продадим в Железный лес, там ее…

– Я не боюсь проклятия Саленгварда! – выкрикнула я.

И стало тихо.

Краем глаза заметила, как тревожно переглянулись ильхи. Внутри меня забилась паника. Может, зря я сказала про Саленгвард? Почему я вообще это ляпнула? Повиновалась смутной интуиции и логике, которая связала воедино мертвый город и наибольшую ценность этого места – пепел. Именно за ним сюда приплывают контрабандисты и пираты фьордов! Но из чего его делают? Вряд ли из того, что можно легко добыть. Значит, добывать его трудно и опасно. А чего опасаются жители Последнего Берега? Верно. Саленгварда.

В лодке-таверне повисла настолько густая тишина, что шипение котла показалось паровозным гудком. И в этой тишине резко прозвучали слова Шторма:

– Дева ударилась головой и говорит ерунду. Не слушайте ее.

– Я в своем уме! – возмутилась я. – И могу войти в Саленгвард!

Кто-то хмыкнул, а кто-то выкрикнул:

– Врешь!

– Я не вру, – резко обернулась, сжимая кулаки и высматривая обидчика. Еще и во вранье меня обвиняют!

– Горячая дева, – хмыкнул худой кареглазый ильх, сидящий сбоку. На его висках и щеке тянулись линии-волны. – Но дурная. Сама себе смертный приговор подписала. Нет, не понять нам, что у этих дев в головах…

Он сокрушенно поцокал языком, остальные подхватили.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, девочка, – проворчала Нана. – Саленгвард убивает детей фьордов. Это смерть для всех, глупая!

– Я там была, – невежливо оборвала я кухарку. – Прогулялась сегодня. Прошлась по улицам, потрогала камни домов. Вот, смотрите! Я взяла это в Саленгварде.

Я кинула на стол рыболовный крючок из заброшенного дома, который от испуга сунула в кармашек на платье.

Бирон-Стервятник осторожно потянулся к крючку, но отдернул руку. В черных глазах разбойника мелькнул первобытный страх.

– Тянет дохлятиной, я чую, – глухо сказал он. – Мертвое железо.

Ильхи заволновались. Одни вытянули шеи, чтобы рассмотреть подношение, другие выглядели так, словно сейчас рванут прочь из таверны. Да что с ними со всеми? Словно я не крючок на стол положила, а разрывную гранату! И что значит – мертвое? Разве железо может быть каким-то еще?

Конухм неожиданно захохотал, его смоляная борода подпрыгнула в такт раскатистым звукам.

– Ого, кажется, на этот раз тебе действительно, повезло, а, Шторм? Ты вытащил из воды не деву, а жемчужину! Неужто Перворожденные тебя простили и все-таки услышали. Дали отсрочку?

Брик-уголек весь как-то сжался на лавке, низко-низко опустив голову. На миг почудилось, что мальчик плачет. Но почему? Что случилось?

Шторм со стуком поставил на стол кружку и поднялся.

– Дева не понимает, что говорит, – хрипло произнес он, глядя на конухма. – Головой ударилась, я же сказал. Вот и несет всякий бред. Я думаю…

– А вот и проверим. – Бирон-Стервятник тоже поднялся. Взгляды конухма и Шторма сцепились, едва не высекая искры.

– Она погибнет, – зло бросил Шторм, но конухм лишь улыбнулся, показывая крепкие желтые зубы.

– Это неизбежно. Но свою смерть она сама выбрала.

Шторм тяжело втянул воздух. И отвернулся. На меня он не смотрел.

Повеселевший Бирон снова рассмеялся.

– Назначь цену, конухм, – бросила я.

Волна снова с силой ударила в стену, лодка-таверна закачалась, кружки попадали на пол. Нана что-то пробормотала.

Да что здесь происходит?

– Я дам тебе то, что ты просишь. Цена за твою жизнь – тысяча щепотей пепла! – громко объявил конухм. – Заплатишь – и будешь свободна.

Ильхи слаженно выдохнули, Нана выругалась. Получилось довольно забористо. Что? Проклятый Бирон-Стервятник назначил за мою свободу слишком много! Да какого демона? Но все, что я могла – это стоять, выпрямив спину, и казаться решительной. Я ведь сама спросила цену. Только не подумала, что разбойники Последнего Берега вряд ли отличаются благородством и милосердием!

– Как прикажешь, конухм! – ответила я.

– Тогда тебе стоит хорошо отдохнуть, дева. Утром отправишься в Саленгвард. И, поверь, силы тебе понадобятся.

Ответив злым взглядом, я развернулась и пошла к дыре-двери. Со всех сторон на меня смотрели. Только теперь без улыбок и даже без злости. С жалостью. На меня смотрели с жалостью.

Уже за стенами лодки-таверны меня догнала Нана и всучила узелок, от которого пахло выпечкой.

– Возьми вот, девонька, поешь, – отводя взгляд, пробормотала великанша. И тяжело вздохнула. – Ты тут надолго, так что тебе стоит привыкнуть к моей стряпне…

– Ничего не надолго, – возразила я, и великанша покровительственно погладила меня по голове.

– Очень надолго, милая. Тысяча щепотей… Да чтобы их добыть, тебе придется работать годами… Только никто не выдержит Саленгвард так долго. Так что ты поешь, милая, поешь. У меня хорошие пироги, есть с требухой, есть с рыбой. А вот этот – с дикой ягодой, сладкой, как настоящий мед. Ты ешь!

И Нана утопала обратно. Я же пошла по доскам к «Медузе», решив, что сейчас лучше скрыться от взглядов ильхов.

И подумать, во что я ввязалась.

Когда я проходила мимо хёггкара с названием «Покоритель волн», с его борта послышался протяжный женский стон. Над водой он показался особенно громким. Я замерла. Но пока решала, надо ли бежать и кого-то спасать, к женскому стону присоединился мужской рык, а потом нежный голос что-то произнес, и я узнала интонации снежной девы.