Шрифт:
Закладка:
Хёрд нащелкал еще кадров:
– Наверное, где-то поблизости должны быть и обломки от машины. Техотдел тщательно прочесал все возле утесов, где обнаружили тело, но я не уверен, что они как следует осмотрели и парковку.
– Они весьма расширили зону поисков, – ответил Сайвар. Он выпрямился и осмотрелся вокруг. Участок, огороженный техотделом, тянулся вдаль вдоль грунтовки и доходил до каменистого взморья между двумя маяками. Наверное, это техотдел допоздна трудился.
Они немного походили в молчании, разглядывая землю, но ничего не нашли. Хёрд сунул в пластиковый пакет пустую пивную банку. Светило зимнее солнце, но ему было не согреть холодный северный воздух. Показалась машина, едущая по направлению к ним. Сайвар приставил ладонь ко лбу козырьком, чтобы солнце не било в глаза. Это был серый внедорожник. В нем сидели мужчина и женщина. А на заднем сиденье – двое детей.
– Мы здесь сейчас ничего не найдем, – сказал Хёрд. – Поехали обратно.
Сайвар кивнул и сел в машину. Он снова оглянулся на два маяка. Приехавшие вышли из своего внедорожника и с любопытством смотрели на огороженный участок. Мужчина нес большой фотоаппарат, а женщина вела за руку обоих мальчиков, на вид шести и семи лет. При свете дня это место было красивым, безобидным, – но он знал, что с наступлением темноты появлялся простор для необузданной фантазии. Правда, такое было не в его характере. Он верил лишь в то, что видел, и ни во что сверх того. И все же каждый раз, когда его взгляд падал на те утесы, у него перед глазами вставало лицо той женщины.
* * *
Эльма уже долго сидела за компьютером, собирая всевозможные сведения о Элисабет Хётлюдоттир. Насколько ей удалось выяснить, Элисабет родилась в Акранесе и жила там в детстве. В Рейкьявик она переехала в 1992 году вместе с матерью, Хатлой Снайбьёртнсдоттир. В том же году Хатла скончалась от онкологического заболевания и оставила дочь на попечение своей сестры, Гвюдрун Снайбьёртнсдоттир. Эльма пробила данные по этой сестре и обнаружила, что та живет в Рейкьявике в районе Брейдхольт. Она записала себе ее номер телефона.
После этого она позвонила в Бреккюбайскую школу и попросила прислать ей список учащихся класса Элисабет тех лет, когда та посещала эту школу. Ей ответил услужливый секретарь и буквально через пару минут после того, как Эльма повесила трубку, послал ей скан списка. Класс назывался «1 IG», а руководил им на протяжении всех лет, что Элисабет училась в нем, один и тот же учитель по имени Игнибьёртн Грьетарсон. Эльма попробовала ввести название класса в поисковик Акранесского фотоархива. Нашлось несколько фотографий – и общих фото всего класса, и отдельных детей за различными занятиями, но почти нигде не было подписано имен. На снимках можно было увидеть взволнованных шестилеток с огромными портфелями и в просторных пальто, идущих в школу. Детей, строящих из кубиков башню. На одном снимке две девочки сидели за квадратным столом и рисовали цветными карандашами. Подпись к нему гласила: «Учащиеся Бреккюбайской школы. Снимок сделан в 1989 году». Одна из девочек смотрела прямо в объектив и весело улыбалась. Другая была темноволосая, кареглазая, и ее лицо было гораздо серьезнее.
Эльма прищурила глаза и поднесла фотографию взрослой Элисабет к экрану компьютера. Не ту фотографию, которую дал ей судмедэксперт, а другую, которую достал Эйрик, очевидно, сделанную для паспорта или кредитной карточки. Не было сомнений, что девочка на экране и женщина на той фотографии – одно и то же лицо. На Эльму смотрели две пары карих глаз.
Она нашла еще две фотографии Элисабет. Одна из них – общая: ученики выстроились в классе, а рядом стоит учитель. На другом снимке группа детей в фартуках месила тесто. Четверо стояли, растопырив пальцы, перепачканные мукой. Это была единственная фотография, на которой Элисабет улыбалась.
Эльме вспомнился маленький мальчик, который выходил в туалет. Он был живой копией матери: темные волосы, темные брови. Но, в отличие от матери, у мальчика не было такого серьезного вида. Кажется, Элисабет не была в детстве особенно жизнерадостной, – впрочем, только по фотографиям судить трудно. Может, там фотографом был кто-то незнакомый, кого она боялась. Фотографироваться не любят многие дети. Она помнила, что в детстве сама была не в восторге от этого. Снимки, которые ее родители сохранили в пухлых альбомах, показывают девочку с недовольным лицом, часто около сестры, улыбающейся, как маленькая фотомодель. Единственные фотографии, на которых она улыбалась – это те, для которых она не позировала специально, а ее засняли неожиданно, и она не успела сделать недовольное лицо.
Эльма задумалась, стоит ли пытаться разыскать этого учителя, но решила повременить. Лучше поговорить с мужем и с людьми, с которыми Элисабет общалась, и лишь потом – с кем-нибудь из ее прошлого. Конечно, реакция мужа выглядела правдоподобной – но ведь убийства так часто совершаются супругом или другим членом семьи – а в случае Элисабет выбор членов семьи был невелик. В сущности, из ее близких родственников жива была только Гвюдрун, сестра матери, а с ней, как сказал Эйрик, она общалась мало. А о ком-нибудь другом они пока еще не знали.
Эльма взяла телефон и набрала номер Гвюдрун. Почти тотчас же ответил хриплый голос.
– Здравствуйте, это Гвюдрун Сайбьёртнсдоттир?
– Да, это она? – Ответ прозвучал словно вопрос.
– Меня зовут Эльма, я из полиции Акранеса. Я хотела спросить, могу ли я встретиться с вами завтра и кое о чем поговорить?
На другом конце линии возникла короткая пауза:
– Если это насчет Элисабет, тут я мало что могу сказать, – ответила Гвюдрун. – Я с ней не виделась много лет, с тех пор как она отсюда вышла и ни с одной живой душой не попрощалась – а уж «спасибо» тем более не сказала!
– Я искренне соболезную вам по поводу вашей племянницы, – сказала Эльма, не взирая на холодную бесчувственность в голосе Гвюдрун. Немного поколебавшись, она спросила: – А почему вы решили, что я звоню по поводу Элисабет? Вы же сами сказали, что в последние годы не особенно общались?
– Вот именно что нет, – громко произнесла Гвюдрун. – Но у ее мужа хватило ума позвонить