И вот наконец к моему дому прибыла телега, забитая скарбом, которой правил Стенька, а сверху на вещах сидела троица и прижималась друг другу. Женщина лет сорока, имевшая изможденный вид, паренек лет двенадцати, хотя, может, и старше, худой как щепка и девчушка лет семи, вот она разглядывала все с любопытством, крутя головой налево и направо.

Я стоял возле дома, наблюдая, как телега въезжает на мое подворье. Как только она остановилась, я направился к ним.

— Вот доставили, — хмыкнул Прокоп, спрыгивая с мерина, а за ним и Богдан.

— Я и не сомневался, — улыбнулся своему послужильцу и перевел взгляд на Стеньку, который не спешил слезать с телеги и посматривал на меня с опаской.

— Стенька, ну, представляй мне своих родичей, — уперев руки в бока, заявил я ему. Он тут же слез с телеги и помог спуститься с нее сначала своей матушке, а потом и брату с сестрой.

— Здрав будь, Андрей, — отвесил мне поклон, заставив скривиться, а Прокоп лишь в бороду весело хмыкнул.

— И ты здрав будь, Стенька, — улыбнулся я парню.

— Вот матушка моя, Оксинья, — и тут же женщина и мне поклонилась, приветствуя.

— Это братец мой молодший, Баимка.

— Сколько годов уже ему? — с интересом спросил я.

— Тринадцатый идет ужо, — шмыгнул носом Стенька. — А это сестрица, Фроня.

— А меня Андрей звать, Стенька нынче ко мне в послужильцы пошел. Жить будете в ближайшей деревеньке, она не далече от меня, почти за оградой. Дом вам прибрали, но работы там еще осталось. Он почти год стоял пустой. Кормиться также с моего стола будете. Коли надобно что будет, можете ко мне обращаться или к Марфе, жене Прокопа, она поможет.

— Благодарствуем, Андрей, — тут же первой прореагировала Оксинья и недовольно глянула на Стеньку. Который тут же закивал и начал меня благодарить за милость.

«Понятно, у кого в доме яйца, — промелькнула у меня мысль, — придётся с этим работать».

— Афинька, заготовленную снедь неси для Стеньки, — приказал я рядом ошивающейся холопке, и она тут же умчалась в мой дом. — Нечай, иди сюда, проводишь их до дома и покажешь все да поможешь. Ну ладно, отдыхайте, — махнул рукой и, глянув на Стеньку, добавил: — А тебя завтра с утра жду, и сабельку захвати, покажешь, что умеешь.

Прокоп, видя, что все закончилось, захватив Богдана, отправился в конюшню расседлать коней.

Когда Афинька принесла мешок заготовленной снеди, Стенька со своей семьей покинул мое подворье.

Вечер же прошел скучно и уныло. Прокопа я не дергал и дал отдохнуть, а сам тем временем выбирал перстень, который стоит ему показать, различие было лишь в камне, изумруд или рубин.

Оставить решил себе с изумрудом, мне всегда нравился зеленый цвет, так что продавать буду с рубином.

С самого утра уже сидел на лавочке и высматривал Прокопа, и, как только он появился на улице, я махнул рукой, зовя к себе.

— Присаживайся, Прокоп, — и указал на лавку. — Я упоминал недавно, что в Нижний Новгород поедем, кое-что продадим.

— Да. И молчал, как бы я тебя ни спрашивал. Да еще Микиту с собой зазвал, — кивнул Прокоп.

— Вот, это мы и будем продавать, — и я раскрыл левую руку, на которой и лежал перстень с рубином. Правая же моя рука лежала на рукояти ножа так, чтобы Прокоп не мог видеть.

Он распахнул широко глаза и с удивлением уставился на перстень, а после сглотнул и потянулся к нему дрожащими руками.

А перстенек весело блестел на солнце, рубин же переливался красками и манил к себе.

Прокоп так и не прикоснулся к перстню, его рука замерла в нескольких сантиметрах от него.

— От куда? — прошептал он тихим надтреснутым голосом.

— Неужто ты забыл, кто мой прадед? — не сводя взгляда со своего послужильца, ответил я.

— Помню. Наследство, значит, — все так же тихо прошептал Прокоп и тут же вскинулся: — Значит, его ты продать хочешь? Андрей, такое не продают. Пойми, нас сразу убьют, если прознает кто, али от жадности, али подумает, что мы убили кого важного, и даже разбираться не будут. Спрячь и не показывай никому, — с каждым словом голос Прокопа креп, а на лбу выступили капли пота.

— Спрятать? Можно, конечно, и спрятать, и жить, как будто ничего не происходит. Если завтра война начнется и придет к нам. Как мы будем ее встречать? Или неурожай опять, а там голод? Цены взлетят так, что хлебушка не купишь.

— Справимся как-нибудь, — отвернулся от меня Прокоп.

— Конечно, — хмыкнул я иронично. — Вон Агап себя в заклад положил за пару мешков снеди. Сколько у отца душ было? А сколько у меня осталось? А если крымчаки да ногаи в новый поход пойдут, пока Дмитрий Иоанович с Борисом дерутся. У них свое, у нас свое! Так что нет, Прокоп, не справимся, все в земельку поляжем: и ты, и я, и Богдан с Марфой. Оттого и помощь твоя нужна, — веско произнес я, глядя в глаза Прокопа. Руку же с ножа убрал, так как понял, что мой послужилец и не собирается на меня нападать или еще чего.

— Ох ты ж горюшко мое. Может, обойдётся еще? Страшное ты говоришь, Андрей, ой, страшное, — пробормотал Прокоп, уставившись в землю.

Пару минут он сидел и не шевелился, я же его и беспокоил.

— Ты точно не передумаешь? — подняв на меня взгляд, спросил он.

— Нет, — как можно тверже ответил я.

Прокоп вновь тяжко вздохнул и сказал:

— Такой перстень рублев сто может стоить, а то и больше. Как ты его продать-то хочешь? Выйти на рынок да ходить предлагать?

— Нет, конечно. Так точно прирежут, — хмыкнул я.

— А как? — начал допытываться Прокоп.

— Продавать надо тому, кто может купить, у кого будут деньги, а не ходить по улице орать, — выдал я.

— Верно мыслишь. И тому, у кого жадность не пересилит и он не попытается отобрать. Микиту с собой зазвал, то хорошо и правильно, только мало. Надобно еще Василия позвать и поддержкой какой-никакой заручиться.

Мне же оставалось лишь кивать на слова Прокоп.

— Думаю купца найти, за