бы она так отважно нырять, если б не умела хорошо плавать. Но сердце всё равно отчаянно колотилось, а на душе было неспокойно. Мало ли что… Место неизвестное, чёрт его знает, какая тут глубина и что на дне. К тому же Алёна не показывалась на поверхности так долго, что у Вани уже началась настоящая паника. По его ощущениям прошло уже минут десять, не меньше. Надеясь, что Алёнушка отплыла под водой куда-то в сторону, Ваня вертел головой туда-сюда, выглядывая её, но ничего так и не увидел. В будний день на озере, во всяком случае, тут, на середине, кроме них не было никого – ни одной лодки, ни одного купающегося. «Алёнушка!» – крикнул Ваня и уже готов был прыгнуть следом, когда та, наконец, вынырнула в точности рядом с кормой.

– Ну, ты даёшь! – только и смог сказать Ваня, помогая девушке вновь забраться на борт. Алёна была такой лёгкой, что лодка при этом даже не слишком покачнулась, только нос ненадолго задрался чуть повыше над водой. – Что это вдруг тебе вздумалось нырять? Вода же холодная – сентябрь всё-таки…

Усаживая Алёну на лавку, Ваня с силой провёл по её плечам, убеждаясь, что с ней всё в порядке и унимая собственную дрожь в руках.

– Я хотела посмотреть на того, кто к нам приплыл, – спокойно, будто ничего особенного не произошло, ответила Алёнушка, слегка отстранилась и принялась выжимать мокрые волосы.

Она выглядела очень довольной, даже не просто довольной, а счастливой, и страх, наконец, окончательно отпустил.

– И как, ты увидела эту рыбу? – недоверчиво спросил Ваня.

– Увидела. Только это не рыба.

– А что ж тогда? Русалка? – усмехнулся он.

– Ну да, русалка, – тотчас откликнулась на его шутку Алёнушка. – Точнее, мавка, если ты понимаешь разницу.

Ваня улыбнулся ей. Он уже привык к тому, что юмор у Алёнушки… как бы это сказать… необычный. Но, по его мнению, её это только украшало – как, впрочем, и всё остальное. И к этому эпизоду в лодке он в конце концов отнёсся просто как к очередному милому чудачеству девушки, которая нравилась ему всё сильнее и сильнее. Хотя, казалось бы, – куда уж больше?

А на другой день Алёнушка вновь удивила его, заявив, что хочет непременно познакомить его со своими родителями. Для начала с отцом, потому что мама Алёны сейчас была в командировке и в какой-то странной – туда нельзя было позвонить, не было связи.

– Она у тебя точно дизайнер одежды, а не разведчик? – в шутку поинтересовался Ваня.

Алёнушка удивлённо вскинула брови, как делала всегда, когда чего-то не понимала, потом на мгновение задумалась и рассмеялась.

– Да ну тебя, скажешь тоже! Ну что, я могу представить тебя папе?

– Смешно так звучит «представить»… Надеюсь, смокинг не придётся надевать? – хмыкнул Ваня. На самом деле он был растерян и совершенно не понимал, как отнестись к подобному предложению. Даже несмотря на то, что с Ильёй Петровичем они, собственно, уже были знакомы, пусть и односторонне. В том смысле, что Ваня его знал – профессор Колесов в этом семестре читал у них лекции. И как препод он Ване нравился. Илья Петрович отлично знал свой предмет, был прекрасным рассказчиком, и лекции его всегда были полны живых и интереснейших подробностей, которых больше нигде не найдёшь. У него был зычный, этакий начальственный голос да и облик под стать. Красивое, как у какого-нибудь актёра, лицо почти без морщин, седые волосы и борода аккуратно и профессионально подстрижены, будто их обладатель только час назад вышел из крутого барбершопа. Взгляд синих глаз прямой, уверенный, властный, – так смотрят лидеры, люди, твёрдо стоящие на ногах.

Но одно дело сидеть на парах в аудитории среди множества остальных студентов и слушать лектора, и совсем другое, когда «Папуля, познакомься, это Ваня, мой парень».

С одной стороны, желание Алёнки льстило самолюбию и вселяло надежды – значит, он действительно не безразличен ей. Абы кого из парней с родителями не знакомят, даже девочки, бывшие на домашнем обучении. Но и страшно было тоже до чёртиков. Как его, детдомовца без роду без племени, примут в профессорской-то семье? Могут ведь и сразу на дверь указать, мол, ты нашей принцессе не пара. Или сразу не выгонят, но станут постоянно подчёркивать всем своим видом, как он её недостоин, мол, где наша Алёнушка, а где ты. Или того хуже, сочтут себя обязанными жалеть «бедного сироту», станут относиться к нему покровительственно, всеми силами изображать сочувствие. Вот уж этого точно не надо! Он этой показухи досыта наелся на благотворительных мероприятиях, где их чуть не силой заставляли улыбаться спонсорам и общаться с какими-нибудь гламурными дивами или толстопузыми папиками. Те позировали на камеру, вручая дорогие подарки, фотографировались с детьми, изображая дружеские улыбки и обнимашки, но стоило оператору завершить съёмку, объятия тотчас разжимались, с лиц исчезало приветливое выражение, и взрослые сразу отходили от детей, теряя к ним всякий интерес и через мгновение навсегда забывая об их существовании. При воспоминании о подобных встречах на душе у Вани до сих пор становилось невероятно мерзко. Нет, конечно, иногда и среди спонсоров попадались нормальные люди, не только среди волонтёров, но их было так мало…

– Да не волнуйся ты так, Иванушка, – прервала его неприятные размышления Алёна. – Папа тебя не съест. Он добрый.

– Да? Что-то он не очень похож на добряка, – усмехнулся Ваня. – Во всяком случае, на лекциях такого впечатления не производит. Уже сейчас все трясутся, как-то будет ему экзамен сдавать…

Этот разговор они вели на скамейке перед главным корпусом. Потихоньку подкрадывался вечер, заходящее солнце освещало Алёнушку, золотя растрепавшиеся волосы, и Ваня невольно в очередной раз залюбовался ею – огромными выразительными глазами с естественно длинными и чёрными ресницами, точёным носиком, нежной молочно-розоватой кожей. В ярком свете он разглядел на лбу у Алёнки еле заметный шрам странной угловатой формы.

– Что это? – он осторожно дотронулся до её лба.

– Что? А… Ничего. Так, – Алёна переменила позу и повернулась спиной к солнцу. – Ну что, я звоню папе?

Знакомство, вопреки Ваниным опасениям, прошло относительно неплохо. Всё вышло не так страшно, как могло бы быть, хотя и далеко не идеально.

– Знаешь, какое слово его наиболее точно характеризует? – рассказывал позже Ваня лучшему другу Сене. Сенька с Алёнкиным отцом знаком не был, тот у них не преподавал. – «Царственный». Да-да, вот он именно такой, отец Алёнушки. Ему бы в кино какого-нибудь императора играть…

– Но он хоть разговаривал с тобой не как с челядью? – осведомился Сенька.

– Нет, он был вполне