И не так мне хотелось увидеть результат нашей со Всёлей работы, как не терпелось проводить пациентку домой, в её мир.

— Завтра утром приступим, — ответила Всёля. – Ольга, тебе надо изменить к этому отношение.

— Знаю, Всёля, знаю, — подумала, падая без сил на кровать в своей комнате.

Белые стены, белые потолки, белый свет – вот всё, что мне сейчас было нужно. Не думать, не вспоминать, успокоить боль и… заглушить зависть.

***

На следующее утро я встала рано – не спалось. Не знаю, как там моя пациентка, а я волновалась. Внутри поселилась дрожь, я бездумно ходила из комнаты в ванную и обратно, не в силах понять, что нужно делать. Умывалась и застывала, глядя на себя в зеркало, видя тысячи отражений прошлого. Капли текли по лицу и падали в раковину с громким стуком, будто были не каплями воды, а камнями. Шла обратно. У кровати с разворошенной белоснежной постелью застывала, заметив, что складки одеяла похожи на горы со снежными шапками.

— Всёля, да что это такое? Объясни! – взмолилась.

Она ответила не сразу. Но ответила:

— Зачем тебе это волнение? Просто скажи зачем. Себе скажи.

Я ответила. Ответила только себе, и рассеянность сменилась активной деятельностью. Это было не просто волнение. Я хотела и не хотела, чтобы Лика и Валентин уходили со станции. Если я сегодня сделаю то, что планировала – наращу Лике кожу с волосами, – они уйдут, и Валентин перестанет мучить меня своими рассказами и отношением к невесте, а если они уйдут, то я больше никогда не увижу, как мужчина может любить свою женщину…

Расчёсывая свои не по-женски короткие волосы – не такие короткие, как у Лики, но намного короче того, из чего можно соорудить высокую вечернюю причёску, — взвешивала, чего я хочу больше: чтобы ушли из души боль и зависть или наблюдать за счастливыми людьми.

— Лёля, — сказала, прямо глядя себе в глаза, — нельзя прожить чужую жизнь.

— Это хороший выбор, — тихо шепнула мне в ухо Всёля.

Поэтому желание выставить Валентина за дверь на всё время операции я притушила. Пусть болтает. И я послушаю, как в других мирах люди живут, и Лика будет отвлекаться – у меня сегодня работа будет ох какой долгой!

Едва открыла шкаф, мимо милого домашнего платья, воплощенного мной по моде моего мира когда-то давно, рука потянулась к походной одежде – узким брюкам и свободной блузе. В пылающее пламя приличия! Пусть мне будет удобно! Высокие сапоги на шнуровке – самая удобная обувь из всего, что я видела и когда-либо воплощала. А мне стоять несколько часов на операции.

Мои гости встретили меня тоже немного нервными улыбками – тоже волновались. Сидели рядышком на Ликиной аккуратно застеленной кровати, её рука — в ладонях Валентина. И вопрос в каждом взгляде один и тот же.

Я подбодрила их улыбкой. Сама уже была спокойна и уверена: меня грела мысль, что скоро они покинут станцию.

— Завтракали? – спросила, как только поздоровались.

Оба закивали, Валентин с улыбкой, а Лика серьёзно.

— Только немного, — уточнила она, сжимая руки в замок и заметно бледнея.

— Прекрасно! Укладывайся поудобнее.

И я воплотила в изголовье кровати подголовник, который обеспечивал доступ и к затылку. Она тревожно глянула на меня, на освободившего её кровать жениха. Я кивнула и снова улыбнулась.

— Я введу препарат, — предупредила, ощущая мелькание туники, вспышку дезинфекции и тяжесть инъектора в руке. – Немного обезболивающего, немного успокоительного, и станешь чувствовать себя немного легче.

Она кивнула с благодарностью и стала послушно укладываться на кровати, удобно устраивая плечи, руки, голову.

— Валентин, — обернулась к жениху, что маячил, явно не зная, куда девать руки и чем заняться. – Возьмите вот, — на кровати, рядом с ногой девушки воплотился небольшой поддон с инструментами, растворами и парой перчаток, — наденьте перчатки и обработайте Лике все мелкие раны. Если плёнка будет отходить, снимайте пинцетом и обрабатывайте без неё. Справитесь?

Он кивнул, будто с усилием преодолел сопротивление и взялся за перчатки.

Мою левую руку оттянули упрятанные в контейнер матрицы с лоскутами новой кожи. Разложив стерильные материалы, вызвала изображение той самой кляксы с головы Лики. И обработав первый участок, самый ближний к виску, сняла с него плёнку биораствора, обнажая грануляции.

— Ольга, я рядом. Если что-то нужно, сразу зови. Если устаешь, остановись, мы никуда не торопимся. Если что-то пропустишь – не страшно, и так часто высадила луковицы. И помни, что у тебя всё получается.

Я прикрыла глаза, удерживая внезапные слёзы.

— Всёля, я хочу тебя обнять!

Умеют ли вселенные хмыкать, не знаю. Но моя, кажется, умела.

— Ольга, у нас всё получится. Давай.

Тонкая плёнка с едва заметными кустиками волос легко снялась с матрицы, немного растянулась в моих пальцах и закрыла часть заживающей раны.

Теперь предстояло самое трудное – тончайшим пинцетом прихватить кустики волос у основания, а затем, не пережимая, не сдавливая, утопить в поверхность, «укоренить». Каждый. Один за другим.

При этом следить, чтобы движение было точным, выверенным – не слишком глубоким, бережным, аккуратным.

В эту монотонную работу незаметно влился голос Валентина. Я не видела, что он там делал, лишь слышала иногда легкий металлический стук инструментов друг о друга, да его рассказ.

Лика не стала сильно сопротивляться ухаживаниям Валентина. Не в первую встречу, но почти сразу предупредила: это короткий роман, до окончания университета, не более. Да, ей интересно с ним, но надолго ли хватит этого интереса? Вряд ли. И она с лёгкостью расстанется с ним – у неё другие жизненные планы.

— Ах, как меня это задело! Лика, ты слышишь? Ты не могла придумать ничего более сильного, чтобы я прикипел к тебе, — в голосе слышалось возмущение и любовь.

И он забросил работу, посвятив практически всё своё время тому, чтобы продлить её интерес: маленькие, точно выверенные безумства, изящные и недорогие, но очаровывающие подарки, романтика, потребность в нём. На цель привязать Лику к нему как можно сильнее, работала целая команда людей, ценнейших отцовских специалистов.

Я достала вторую пластину с другим типом волос. Здесь кустики росли пореже и были крупнее. Хорошо, что начала с самых тонких – уже чувствовала, что устала. Постояла несколько мгновений, зажмурившись.

А Валентин всё болтал:

— Это было по-детски. Но Лика не скрывала своих планов.