Шрифт:
Закладка:
Я открыл дверь, и братья, пыхтя, ввалились в прихожую.
— Иногда плохо быть добрым, — пожаловался Яша. — Вот мы сжалились над твоей страной, дали на размышление столько времени. А захваченная тобой территория ждет не дождется, когда ее освободят.
— Ничего, мы сейчас ее освободим! — сказал грозно Феликс.
— Попробуйте, — ответил я с усмешкой. — Только я что-то не вижу еще одного вашею союзника.
— Понимаешь, Зоя не рассчитала, — сказал Яша. — Съела бутерброд, а он оказался последним. И теперь она не может выйти из дома, пока не сварят варенье.
— Ничего, мы победим и без нее, — заявил Феликс.
— Посмотрим, — усмехнулся я.
И пол между столом и прихожей, голый и ненавистный, потому что раз в неделю мне приходилось натирать его мастикой, теперь стал в моих глазах краше самой прекрасной сказочной страны. Я был готов яростно сражаться здесь за каждую плитку паркета.
Увидев ребят, бабушка взяла спицы для вязанья и клубок шерсти и покорно уселась в старое глубокое кресло, стоявшее в дальнем углу большой комнаты.
А мы принялись выстраивать свои полки, бросая друг на друга воинственные взгляды.
Лично я занял оборону на границе между большой комнатой и прихожей, поставил здесь самых отборных солдат. Потом разместил резерв и артиллерию. Для штаба у меня нашлось удобное место в тылу, под обеденным столом, как раз за одной из передних ножек.
Приготовив войска к отражению атаки, я улегся на пол у выхода из комнаты и начал ждать объявления войны и первых военных действий противника, наблюдая за передвижениями его полков.
Больше всего меня интересовала наша старая калошница, потому что на ее полках собрался весь вражеский генералитет. А на самом верху калошницы размещался наблюдательный пункт. Здесь стоял, подбоченясь, тот, кого еще так недавно скрывали от меня. Это был верховный главнокомандующий, нарисованный совместными усилиями трех пар рук. Они наделили фельдмаршала круглыми свирепыми глазами на пол-лица и страшными усами. Яркий мундир его сверкал созвездиями орденов. Но нижняя часть славного фельдмаршала была одета в пестрые брючки от женского костюма и обута в туфельки на тонком и высоком каблуке.
Я сразу понял, что мужественную голову ему даровал Феликс. Добрый Яша не пожалел орденов. А склонная к прекрасному Зоя со всей своей решительностью наделила полководца изящным.
И хотя фельдмаршал воинственно вращал, как мне почудилось, глазами, стараясь нагнать страху на моих солдат, я чуть было не расхохотался, но тут меня насторожили маневры противника.
Он собирался покончить с васьляндской армией одним ударом. Братья собрали в прихожей почти все свои силы. Они построили на тесном кусочке линолеума столько солдат, что им самим уже негде было поставить ноги. Тогда Феликс распахнул входную дверь и опустился на четвереньки. Его пятки теперь оказались на лестничной площадке.
Между братьями сразу возник разлад. Яша не согласился с союзником и начал переставлять полки по-своему. Феликс сказал, что Яша неправ, и вернул солдат на прежние позиции.
Наконец Феликсания и Яшинезия приготовились к объявлению воины. Феликс и Яша присели на корточки, набираясь сил перед ратным трудом. Над будущим полем сражения нависла грозная тишина, готовая разразиться громом пушек и криками «ура».
Я слышал, как где-то вверху шумит лифт и кто-то поднимается снизу, приближаясь к нашей лестничной площадке. Шаги говорят: топ-топ! Это идет мужчина. Вот ему осталось три ступеньки. Две! Одна! И на площадку вышел Базиль Тихонович.
Он был, как всегда, в спецовке и держал в руках инструмент под звучным названием вантуз. А в общем, это была простейшая резиновая штука, с помощью которой слесарь гнал воздух в засоренную трубу.
Базиль Тихонович едва не прошел мимо нашей квартиры. Но в последний момент его рассеянный взгляд упал на пятки Феликса, торчавшие из наших дверей. И слесарь остановился.
— Что здесь происходит? — спросил Базиль Тихонович с живейшим интересом.
Он заглянул в прихожую и, увидев полчища феликсанинско-яшинезинских солдат, присвистнул.
— Ого, да у нас прямо под боком идет война! — воскликнул слесарь.
— Еще не идет, — уточнил Яша. — Мы только собираемся объявить войну.
— Из-за чего же вы хотите затеять такое нехорошее дело? — спросил он строго.
Мы, перебивая друг друга, объяснили ему, из-за чего между нашими государствами возникли осложнения, разрешить которые могла только война.
Выслушав нас, Базиль Тихонович прошел, осторожно ступая между солдатиками, в большую комнату, поздоровался с бабушкой и начал с самым серьезным вниманием изучать территорию, ставшую предметом раздоров.
Мы оставили его за этим занятием и вернулись к своим войскам.
Я вновь высунул голову в коридор, чтоб посмотреть, кого же пошлют ко мне с поручением объявить войну.
Феликс и Яша сели по-турецки на пол, посовещались, поспорили опять, потом феликсанийский премьер-министр снял с калошницы одного из высших яшинезийских генералов, поставил перед собой и с пафосом сказал:
— Сударь, вы должны отправиться в столицу Васьляндии и поставить в известность туземное правительство о том, что ровно через четыре минуты мы имеем честь начать войну!
— Слушаюсь! — ответил за генерала Яша.
Он поднялся на ноги, взял посла, намереваясь перенести его в мой штаб. Вообще-то пешая фигурка имела право передвигаться за один ход только на расстояние, равное двадцати сантиметрам. Но сейчас был исключительный случай, и если бы посол начал передвигаться по правилам, нам пришлось бы долго ждать, пока он прибудет в мой штаб и потом вернется на свою сторону.
Вот почему Яша взялся доставить его ко мне под стол прямо по воздуху. И глава Яшинезии уже поднял ногу и начал высматривать, куда бы поставить ее, чтобы не сломать стальные ряды своих воинов, как послышался голос Базиля Тихоновича:
— На самом деле все было по-другому. Но мог он сказать «слушаюсь». Не такой он человек, понимаешь? Ну-ка дай его сюда!
Растерявшийся Яша послушно передал слесарю своего посла. Базиль Тихонович поднес к глазам бумажную фигурку и подтвердил убежденно:
— Ну смотри: заслуженный ветеран, уважаемый человек, весь в наградах. Нет, не мог он такое сказать! Это вы против правды, ребята!
После этого он пробрался к Феликсу и поставил перед ним посла.
— Повтори все сначала, — попросил слесарь.
Феликс пожал плечами, ничего не понимая, и, как всякий послушный мальчик, повторил