Я никогда в жизни так не волновалась. Ни перед рождением сына, ни когда приняла решение покинуть страну налегке и начать жизнь с чистого листа, с нуля. Но сейчас меня внутренне трясет, потому что надо познакомить сына с родным отцом. О котором Китенок, несмотря на возраст, не раз уже спрашивал.

– Мама, а почему у Джека с соседней улицы есть папа, а у меня нет?

В эти моменты мое сердце разрывалось от боли за своего ребенка. В голове вновь и вновь всплывали электронные буквы, которые неизменно складывались в чудовищные слова: «вы мне не нужны». И я не знала, что ответить сыну, чтобы не травмировать его. Правду я сказать не могла, как бы не хотелось. Почему? Потому что моя голова в тридцать лет набита розовыми пони.

И сейчас мне страшно. Страшно не за себя, за Китенка. Во-первых, я не знаю, что ему сказать. «Сынок, это твой папа, который нас послал когда-то, но вдруг решил, что мы ему нужны». Или просто сказать: «Сын, познакомься, это твой отец». Но что ему ответить на вполне резонный вопрос: «А почему он не приходил раньше?».

Во-вторых, страх за наши жизни никуда не делся. Возвращаясь на родину, я никогда не думала, что столкнусь с отцом моего ребенка. И уж совсем не предполагала, что он о нем узнает! Но надо же было сложиться картам так, что мой босс – мой бывший и отец моего ребенка… И какие бы чувства я к нему не испытывала, как бы не любила, жизнь и здоровье моего Китенка всегда будут первостепенными.

Мы подошли к палате, и я замерла. Краем глаза смотрю на Марка. Видно, что и он все же волнуется: руки засунул в карманы, потом вытащил обратно, тяжело сглатывает и все время смотрит на меня. А я не собираюсь помогать ему. Сам напросился. Да и мне самой, как никогда, нужна помощь: я не знаю, как смотреть в глаза моему Китенку.

Подрагивающей рукой толкаю дверь. Обвожу быстрым взглядом просторную и светлую палату и замираю при виде моего малыша. Он такой маленький, беззащитный на такой большой больничной кровати, левая ручка в гипсе. Мои глаза тут же наполняются слезами, а ком в горле мешает поступлению кислорода в легкие.

Но неожиданно на мое плечо ложится сильная и уверенная рука, и я тут же, как по мановению волшебной палочки, чувствую успокоение и уверенность, которые передаются мне от Марка. Поднимаю растерянный взгляд на него, а он лишь улыбается уголками губ и едва заметно кивает.

Но наше «ментальное» общение было прервано радостным возгласом моего мальчика:

– Мамочка! – и я, забыв обо всем, кидаюсь к нему и лишь у постели торможу. Мне невероятно сильно хочется его обнять: все же мы впервые с момента его рождения расстались да еще и на такой срок. Но стоит мне взглянуть на загипсованную руку, и уже не могу сдержать слез.

– Не плачь, пожалуйста, мамочка. Я больше не буду убегать…Ты же не будешь меня ругать? – после этих слов, махнув на все рукой, притягиваю к своей груди мое маленькое и главное сокровище в этой жизни и даю волю слезам.

– Нет, конечно, сыночек. Но только если ты пообещаешь мне больше так не делать!

Китенок медленно стирает мои слезы своей ладошкой и уверенно, глядя на меня своими умными отцовскими глазами, произносит совсем, как взрослый:

– Обещаю. А кто это? – Никита выглядывает мне за плечо, внимательно рассматривая Марка, что не сводит с нас жадного взгляда. Он мне до боли знаком. Именно так я рассматривала сына, когда малыш только появился на свет, в наше первое знакомство. Я пыталась запомнить каждую черточку родного лица, каждую родинку. Этот взгляд наполнен искренней и сильной любовью, которая настолько распирает изнутри, что хочется ею поделиться со всем миром.

– Это…– запинаюсь, набирая в грудь побольше воздуха, чтобы выпалить «Твой папа», но тут Марк берет ситуацию в свои руки и приходит мне на помощь:

– Я – Марк, – протягивает руку. – Мы с твоей мамой вместе работаем.

– Я – Никита, – пожимает ладонь, как взрослый, не сводя глаз с отца. Как будто почувствовал ту нить, что связывает этих двоих. Что-то родное. А это видно невооруженным взглядом. Я знала, что Китенок очень похож на Марка, сравнивая этих мужчин лишь в своей голове. Но стоило этим двоим оказаться рядом, как сходство стало очевидным. Закусываю губу и отворачиваюсь в сторону, потому что не могу смотреть на них без слез. Мне хочется выть от несправедливости. Почему?! Почему мой ребенок лишен отцовской любви и воспитания?! Ведь он ничем не хуже дочери Ани. Ведь он такой же ребенок Марка, как и она! Вот только никто мне не позволит увести Воскресенского из семьи, даже если бы я очень сильно этого хотела.

– Как дела, Кит?

– Ручка болит.

– Не переживай, до свадьбы заживет. У меня кое-что для тебя есть. Держи.

И на раскрытой ладони протягивает маленькую модель гоночной машины.

– Извини, у меня просто с собой больше ничего нет, твоя мама не успела рассказать, чем ты увлекаешься, – и бросает укоряющий взгляд в мою сторону.

– Ух ты – пухты! – Китенок восторгается подарку, сжимая его в кулачке и прижимая к груди. – Спасибо! У меня такой еще нет!

Марк как в воду глядел: Китенок просто обожает маленькие машинки, и у него их целая многоуровневая парковка, и каждый, кто знаком с моим сыном, всегда дарит какую-нибудь модельку, пополняя его коллекцию.

Никита смотрит на Марка с детским неприкрытым восторгом. Сейчас он для него – царь и Бог. Марк удивительно быстро нашел подход к сыну, который, несмотря на свою общительность, все же с осторожностью относится к посторонним. Наверно, сказалась все же родственная связь.