Шрифт:
Закладка:
В памяти почему-то всплыло лицо доктора Готтесанбитерсдорфа. Потом он вспомнил Вологолака. «Ты никогда не задумывался, почему виссенов семь, а лучей у солнца восемь?» Восемь лучей...
Примерно через час в его дверь кто-то осторожно поскребся.
— Герр Шпатц, ты не спишь? — вполголоса проговорил Крамм. Шпатц закрыл блокнот, встал и открыл щеколду. — Посмотри в окно.
Шпатц приоткрыл штору и выглянул на площадь. В стороне от фонаря, в тени дуба топталось несколько темных фигур. Если они и разговаривали, то очень тихо, через закрытое окно было не слышно. Всего собравшихся было шесть или семь. Через минуту к ним присоединилось еще трое. Все они были одеты в просторные брезентовые куртки с капюшонами, вроде той, в которой Шпатц видел Ингваза.
— Вон тот похож на Блазе, — прошептал Шпатц. — Его даже в этой одежде узнать несложно.
Собравшиеся сбились тесной кучкой, голова к голове, видимо, о чем-то переговаривались.
— Вроде бы, они не вооружены... — голос Крамма звучал неуверенно. — Что-то затевается?
Темные фигуры на площади выстроились вереницей и, молча, направились к той улице, что вела к лесу.
— Грета уже спит? — спросил Шпатц.
— Не проверял, — Крамм хмыкнул.
Шпатц быстро выдвинул из-под кровати свой чемодан и щелкнул пряжками.
— Ты собираешься... — начал Крамм.
— Надеюсь, что они пошли в лес просто пожарить колбасок, — Шпатц вытянул из-под стопки одежды свой пистолет в кобуре. Он хотел отказаться от оружия, но Кальтенкорбл был категоричен. Да, Шпатц направляется в тихую провинцию далеко от линии фронта. Но его положение и полномочия обязывают иметь при себе оружие хотя бы для того, чтобы свершить правосудие над дезертиром или, допустим, виссеном. Спорить Шпатц не стал. Но до этого момента так ни разу и не брал с собой тяжелый армейский пистолет. Хотя и дисциплинированно чистил его каждый вечер перед сном.
— Если мы хотим за ними проследить, то нам надо поторопиться, — Крамм выглянул в окно. Процессия горожан уже скрылась между домами.
— Я, кажется, знаю, куда именно они идут, — Шпатц встал. — Проклятье, ну почему мы не подумали о том, что нам может понадобиться одежда и обувь для прогулок по лесу!
Город уже спал. Не горели уличные фонари, не светились окна домов. Только свет кособокой луны немного разгонял ночной мрак, но когда Шпатц и Крамм ступили под своды могучих елей Заубервальда, темнота стала почти кромешной. Сначала у Шпатца была мысль тихо выскользнуть из дома, не тревожа телохранителей, но он вспомнил свои же собственные слова о детских сказках, так что двое громил почти бесшумными тенями шли следом. Через каждые несколько шагов Шпатц останавливался и прислушивался. Он помнил дорогу до циклопического пня очень приблизительно, к тому же, он ходил туда днем. Ночью же расстояния в лесу ощущаются совершенно иначе.
Гулкий ритмичный звук раздавался откуда-то из глубины леса в стороне от дороги. Шпатцу к этому моменту уже казалось, что они идут по темному лесу целую вечность, и что нужный поворот они давно пропустили. Значит где-то здесь должна быть узкая тропка, по которой... Кажется, нужно только отодвинуть в сторону одну из колючих еловых лап... Ага, есть!
— Герр Крамм! — прошептал он. — Вы здесь?
— Да, — анвальт коснулся плеча Шпатца. — Я уже даже почти привык к темноте.
Могучая рука одного из телохранителей отодвинула Шпатца в сторону, и первый охранник просочился в темную чащу. Шпатц пошел за ним следом, стараясь не отрывать от земли ступней, чтобы не выдать себя предательским звуком хрустнувшей ветки.
— Они вряд ли нас услышат, — прошептал Крамм. — Весело там у них...
Бой гулкого барабана становился все отчетливее. Иногда к нему присоединялся хор голосов. Похоже, кто-то один заунывно читал некий речитатив, разобрать слова которого с такого расстояния было невозможно, а остальные за ним повторяли. Между деревьев замелькали отблески факелов.
Шпатц уткнулся в спину остановившегося телохранителя. Тот стоял, отогнув колючую еловую лапу. Шпатц замер в недоумении, потом понял, что он предлагает, и нырнул под крону могучего дерева. Осторожно пополз вперед, подбираясь ближе к краю поляны, в центре которой, как он помнил, стоял огромный пень.
Угол обзора был так себе. Из-под хвойных лап было видно спины четверых человек и часть пня. На котором лежало чье-то привязанное тело. Вывернутая кисть была притянута к колу, вбитому в землю у основания пня. Человек с барабаном стоял чуть в стороне. Лицо было скрыто капюшоном, но, судя по размерам, это был Блазе.
— Ты понимаешь хоть слово из того, что они горланят? — прошептал подползший и устроившийся рядом Крамм. — Вроде что-то знакомое, но...
— Это диалект Унии Блоссомботтон, — ответил Шпатц. — Проклятье... Это кто?!
Свет факела осветил лицо того, кто солировал в этом хоре. Его лоб и подбородок были покрыты темными шишками, нос выдавался вперед, словно длинный кривой меч. В темноте было трудно понять, какого цвета у него кожа, но Шпатцу показалось, что она болотно-зеленая. На уродливом, почти нечеловеческом лице светились отблесками пламени желтые глаза с вертикальными зрачками.
— Виссен! Как на картинке! Я думал, что таких не существует уже! — сказал Крамм почти в полный голос.
Урод поднял вверх левую руку, и сборище разом замолчало, даже Блазе перестал стучать в свой барабан. Виссен обошел пень по кругу и склонился над лежащим на нем человеком и выдернул кляп у него изо рта.
— Что происходит?! Эй! Отпустите меня! Я прошел испытание! Я прошел испытание! — голос Клоса был хриплым и срывающимся. — Кто это?! Отец! Отвяжите меня! Нет! Нет!
Виссен остановился так, что Шпатцу с его наблюдательного пункта было видно только ухо и кончик длинного уродливого носа. В правой его руке тускло блеснуло черным извилистое лезвие. Блазе снова начал бить в барабан. Клос нечеловечески завыл, остальные собравшиеся стали в ритм барабану хлопать в ладоши. Шпатц рывком поднялся, , ломая колючие ветки и выдергивая из кобуры пистолет.
Глава 5
Morgenstern erscheine
Auf das Antlitz mein
Wirf ein warmes Licht
Auf mein Ungesicht
Sag mir ich bin nicht alleine
(Утренняя звезда, пролей сияние
На мой лик.
Брось теплый свет
На мое не-лицо, *
Скажи мне, что я не одинок.)
Morgenstern — Rammstein)
— Прошу прощения за вмешательство,