Шрифт:
Закладка:
Войско вошло в подземные чертоги Таргобала и там же сгинуло. Об их судьбе ничего не известно. Те же, кто выдавал себя за выживших в этом походе, неизменно оказывались, либо лжецами, либо безумцами.
Из записей Аскеля Этли.
По дороге к дому чокнутого Акуна Этли удалось примерно понять, что там произошло. После его ухода, хозяин впал в ярость, бранился и кричал. Сунул еще несколько монет в шкатулку, где они вновь пропали. Тут его и хватил удар.
- Так чего, лекаря-то не позвали?
- Говорю ж, не поможет там лекарь.
- Тебе-то почем знать?
- Почем-почем, вот придешь и увидишь.
- А сказать не хочешь?
- Не хочу. Не поверишь, ты мне.
Так они добрались до дома торговца оружием. Они прошагали мимо запертой на ночь лавки и зашли с другой стороны. Возле колодца, недалеко от дома, им встретился второй слуга – косматый Кивор. Он тащил ведро, полное студеной колодезной воды.
- Жрецы уже здесь, - бросил он Тину.
Жрецы? Этли удивился. Люди зовут жрецов, когда происходит нечто странное, то, что выбивается за рамки повседневной жизни обычного человека. Да, что там творится?
Они вошли в дом. Внутри потрескивал огонь очага, освещая большую комнату. Света хватало ровно настолько, чтобы идти, не боясь споткнуться. Разглядеть помещение в подробностях Этли не смог, увидел лишь затворенные двери, ведущие в соседние комнаты.
Кивор поставил ведро рядом с одной из них и махнул рукой, приглашая Этли зайти. Из-за дверей раздавались голоса. Этли показалось, что один из голосов женский. Он шагнул к двери, но тут она распахнулась и из комнаты вышел сын хозяина – Витор.
- Как хорошо, что вы пришли! – воскликнул он, увидев Этли.
Тут же спохватившись приложил руку к сердцу и совершил жест благословения.
- Вы ведь поможете нам?
Лицо мальчишки белело в полутьме, в расширенных влажных глазах мерцали отблески языков пламени.
- Я даже не знаю, что происходит, - ответил Этли.
Витор кивнул:
- Вы ведь человек бывалый, много видели. Я это понял днем, когда вы заходили к нам.
Тут лицо мальчишки исказилось, отвернувшись он заплакал.
- Да заходи ты уже, - рыкнул Кивор, отводя Витора в сторону.
Этли шагнул в комнату. В свете почти полудюжины свечей он увидел хозяина, лежащего на постели. Вокруг стояли четверо жрецов в зеленых одеяниях. Трое замерли, как изваяния, молитвенно сложив руки. Четвертый распевал священный гимн, красивым глубоким голосом: «Призываем тебя, Спаситель, да изыдут бесы, да прольется милость твоя на этого человека». Из «Жизни и деяния Спасителя», вспомнил Этли, не зря ведь когда-то на теолога учился.
Этли присмотрелся к жрецам внимательнее. Судя по одеждам они из местного храма Милости Спасителя, тот самый, что у рыночной площади. Чего это вдруг слуги божьи примчались целым табуном к какому-то торговцу, посреди ночи? Да и на скромных служителей Триединого они мало походили. Дюжие парни, по ним и не скажешь, что они проводят время в постоянных молитвах. У каждого на поясе внушительный нож. Особо выделялся тот, что распевал гимн: высокий, сухощавый с горбатым носом и черными глазами. Не останавливая пение, он зло и подозрительно зыркнул на Этли.
Со стула в углу комнаты поднялась еще одна фигура, в таких же зеленых жреческих одеяниях. Этли с изумлением понял –женщина. Почти всегда при храмах находилась женская община, возглавляемая старшей сестрой, но эта жрица явно была выше по рангу, большая редкость, надо сказать. Она подошла, нет, подплыла к Этли, высокая и осанистая. Под платьем угадывалась грациозная фигура, словно песочные часы, высокая грудь, изящный изгиб бедер. На плечах лежало серое шерстяное оплечье, с откинутым назад капюшоном.
Женщина приложила руку к груди и подняла вторую, с двумя сложенными пальцами. Этли разглядел множество браслетов из дерева и кости, мелькнул и золотой. Чуть запоздало он ответил на жест благословения.
- Я Дарина, - мелодично женщина. – Жрица-проповедница из храма Милости Спасителя.
У нее был редкий тип лица, с выступающими скулами, что вовсе ее не портило, а наоборот придавало своеобразной изящности. Брови в разлет, небольшой аккуратный нос и точеные губы лишь подчеркивали хрупкую красоту. Зеленые глаза подернуты паволокой еле различимой отчужденности. На мгновение, при взгляде на Этли, взгляд ее прояснился, но тут же вновь затуманился.
- Меня зовут Аскель Этли, - хрипло произнес Этли, очарованный красотой женщины.
- Ты, наверное, теряешься в догадках, зачем тебя позвали. Сын и слуги этого несчастного человека утверждают, что ты можешь кое-что рассказать о его недуге.
Этли заколебался, откровенничать со жрецами о колдовских вещах, тут и боком могут выйти такие разговоры.
- Прошу тебя, - Дарина мягко взяла Этли за руку. – Посмотри на этого человека поближе, и ты поймешь, что я спрашиваю не ради того, чтобы уличить тебя в дурном. Но ради средства, дабы помочь несчастному.
Она подвела Этли к постели Акуна. Встала рядом, практически прильнув к нему. Через слои одежды Этли ощутил жар ее тела, рука жрицы жгла его руку каленным железом. Он даже не сразу понял, что ему хотят показать. И лишь спустя несколько долгих мгновений, пока увиденное пробивалось в сознание через женские чары жрицы, он понял – на постели лежал не Акун.
Кожа больного посерела, словно пепел в прогоревшем костре. Лоб стал выпуклым, один глаз зажмурен, зато другой вылез из орбиты, покрылся паутиной кровавых прожилок и бессмысленно таращился в потолок. Нос увеличился в размерах и навис над губами, с выпирающими из них, крупными, куда крупнее, чем у обычного человека, желтыми зубами. В общих чертах можно было различить лицо Акуна, но лишь как уродливую насмешку над человеком.
- Слуги винят во всем некую шкатулку, - мягко продолжила жрица, - они говорят - ты смог увидеть в ней нечто такое, что посоветовал хозяину избавиться от нее. Расскажи мне все, что знаешь о ней и тогда, возможно, мы сможем избавить этого человека от страданий.
Она еще теснее прижалась к Этли, он
