Шрифт:
Закладка:
– Так что, когда падает дерево, в лесу образуется так называемый световой ручей.
Мельда сморщила нос.
– И чего в нём особенного?
– Увидите.
Они гуськом пошли через тропический лес; Коссо показывал дорогу.
Мельду объяснение, похоже, не слишком удовлетворило.
– И откуда ты узнал об этом световом ручье, хотя мы находимся от него так далеко?
Коссо пожал плечами.
– Это часть моей эмблемы.
– Ты дальновидящий? – спросил Тор.
Тот покачал головой.
– Нет, но я очень чувствителен к лунному свету, – объяснил он. – Он изменяет меня.
Бровь Мельды изогнулась в пяти разных местах.
– Что значит – лунный свет изменяет тебя?
– При полной луне я превращаюсь. Чаще всего в животное, но доводилось побыть и растением. Как раз одним из тех цветков, которые выплёвывают разноцветную пыль – они целятся лучше, чем можно предположить. – Он подмигнул. – И поверьте мне, плюются они специально.
Энгль остановился как вкопанный. Он открывал и закрывал рот, словно удивлённая рыба. Тор никогда ещё не видел, чтобы у него не нашлось слов.
– Ты… ты… – Энгль моргнул. – Ты морфит?
Коссо кивнул.
– Какое у тебя животное? Нет, дай угадаю. Угорь. Хотя нет, ястреб! Я бы выбрал ястреба.
Коссо засмеялся.
– Я бывал и тем, и другим. Меняется каждое полнолуние. Зависит, наверное, от кучи разных вещей – от погоды, моих снов… от того, сколько я в этот день выпью какаосовых орехов. Впрочем, вскоре мне предстоит выбрать только одно обличье.
Энгль всплеснул руками.
– Вот везёт же некоторым! – Он повернулся к Тору. – Думаешь, если мы найдём Ночную Ведьму, я смогу поменять эмблему?
Тор знал, что Энгль говорит несерьёзно, но всё-таки это наводило на определённые мысли. Если уж Энгль хочет себе другую эмблему, получается, что он не единственный, кто недоволен своим уделом в жизни. Если подумать, то Энгль всегда обожал животных – и эмблема, связанная с животными, действительно подошла бы ему лучше.
Может быть, боги желаний не всегда правильно выдают отметки? И ошиблись не только с Тором?
Мельда, выбравшись из густых кустов, закатила глаза и покачала головой.
– Неблагодарные же вы оба, – сказала она. Потом моргнула.
Прямо перед ними виднелся поток лунного света, такой плотный, что казался сделанным из ткани – сотканным из звёзд, как в сказках. Гладкий как шёлк, блестящий, он вырывался из небольшого отверстия в своде, словно деревья проткнул чей-то палец с небес.
И они были не единственными, кто восхищался световым ручьём. Здесь собрались животные со всего тропического леса; они стояли по сторонам освещённой сиянием поляны, лунный свет служил им маяком.
Энгль шёпотом перечислил их названия:
– Баранорогий олень, четырёхпалый ленивец, пятнистый оцелот, тигровая бабочка, гато оскуро[25], ивовый орангутанг, крылатый слизняк!
Тор ещё никогда не видел столько зверей, собравшихся в одном месте. Он только слышал их названия от Энгля за обедом. Увидеть их своими глазами, да ещё и в таком ярком освещении… это точно не сон?
Поблизости послышалось тихое кваканье. Маленькая лягушка, покрытая ярко-синими полосками, как у тигра, прыгнула прямо ему на руку. Он улыбнулся ей и протянул палец, чтобы погладить по спине.
– Тор, нет! – Энгль бросился вперёд и замахнулся на лягушку веткой, но та уже спрыгнула и исчезла среди камышей.
Существо провело на коже Тора всего несколько секунд.
Но уже было слишком поздно.
– Моя рука… моя кожа, она… – закричал Тор, и немало зверей обернулись в его сторону. – Она горит!
Его словно укусил глотатель огня, и кожа тут же вспыхнула, как спичка. Потом он почувствовал, будто лёгкие кто-то проткнул, а в горле растёт мох.
Он услышал обрывки фраз, которые выкрикивали друзья, бросаясь к нему, почувствовал, как падает и ударяется спиной о пень.
– Стрекающая лягушка…
– Его сердце…
– Не дышит…
А последним словом, которое донеслось до него перед тем как даже лунный свет исчез, было «Смертельно».
Давным-давно, когда пенилось море, жила-была женщина с эмблемой, которую ещё никто и никогда не видел: с радужным кругом прямо посреди ладони. Она чувствовала, во сколько взойдёт солнце. Знала, успешной ли выйдет охота и переживёт ли фруктовое дерево зиму. Она была провидицей, и, как только о её умениях разошлись слухи, работы у неё стало очень много.
К её дому – через деревню, вдоль берега и до самых гор – тянулась очередь из эмблемитян, которые хотели узнать свою судьбу. Как правило, провидица никогда точно не говорила, что с ними случится. Вместо этого она описывала жизнь человека общими фразами.
Она брала каждого посетителя за руку и проводила пальцем по ладоням. Там, где она касалась ладоней, появлялись радужные линии, показывая будущие взлёты и падения.
Эмблемитяне научились читать свои линии жизни, словно книги – они знали, что самая яркая часть показывает, на каком этапе своего пути они находятся. Они пробовали угадать, сколько проживут. Одни просто радовались тому, что знают, как именно сложится их жизнь. Другие же так отчаянно пытались избежать судьбы, что забывали жить.
Когда провидица умерла, она оставила дар своей эмблемы в воздушных пузырьках, между звёздами и под речными камнями. С этого времени все дети стали рождаться с линиями жизни, начертанными на ладонях.
Одни были благодарны за это знание.
Другие считали проклятием.
Кристаллы
Тор пришёл в себя, он едва дышал. Его кожа горела, а одежда пропиталась по́том. Он лежал в какой-то хижине.
Тук-тук-тук. Тор повернулся и увидел рядом с собой старика, завёрнутого в широкую шаль; он толок что-то в маленькой ступке. Старик намазал ярко-синим веществом лоб Тора, и холод пробрал его до костей.
– Нужно сбить температуру, – объяснил старик. В руке он держал камень яркого цвета. – Целительный кристалл, – добавил он, поймав взгляд Тора. Пройдя к двери хижины, он настежь распахнул её. – У нас в Зуре их много.
Среди корней нескольких ближайших деревьев росли кучки длинных, заострённых кристаллов.
– Прозрачные для внимательности, розовые для любви, серые для запоминания снов, зелёные для избавления от лиха, фиолетовые для обновления и, конечно, ярко-синие для исцеления. – Старик сжал губы. – Без них ты был бы уже мёртв.
