ее членов в структурах власти (это часть другого сценария, на котором сейчас останавливаться не буду), а объемами их личных, не поддающихся формализации властных ресурсов. Первое, что можно довольно определенно сказать, следуя этому предположению, – это то, что ни один из возможных претендентов на верховную личную власть в этой ситуации не будет иметь решающего преимущества перед другими. Появление такого персонажа в условиях функционирующего персоналистского режима чрезвычайно затруднительно, поскольку он представлял бы слишком явную угрозу для действующего руководителя, и в России не просматривается даже на горизонте.

Можно, конечно, прибегнуть к аргументу о том, что поскольку режим сохранит свой электоральный характер, то и лидер определится на выборах. Путин тоже не сразу обзавелся своими колоссальными политическими ресурсами, но после пары электоральных циклов всё изменилось. Однако нужно помнить, что свои первые президентские выборы Путин выиграл в условиях электоральной демократии, да и вторые были еще не совсем фиктивные.

Ныне ситуация иная. Все члены правящей группы знают, что при консервации основных черт современной российской «электоральной политики» выборы выиграет любой кандидат, который будет представлять на них существующую власть. Реальная развилка будет не в тот момент, когда граждан призовут на избирательные участки, а тогда, когда члены политического руководства в узком кругу примут решение о выдвижении одного из них в президенты. Полагаю, однако, что в этой ситуации в распоряжении потенциального победителя будет только один решающий аргумент – сила, то есть возможность привлечь на свою сторону вооруженные силы или иные мощные силовые аппараты.

Эти обстоятельства выводят нас за рамки модели, при которой существующий режим сохраняется в более или менее неизменном виде. Абсолютная монархия или партийный режим могут пережить активное вмешательство силовых структур в политику. Первая – потому что условный «лейб-гвардии Преображенский полк», совершивший переворот, вполне может ограничить свое вмешательство в политику сменой одного монарха на другого. Второй – потому что военное руководство тесно интегрировано с политическим в рамках партийных органов. Участвовавшие в борьбе за власть военачальники просто остаются членами партийного руководства. К установлению военного режима это не приводит.

При персоналистском режиме такое невозможно. Отсутствуют институты – двор монарха или партия, – которые обеспечивали бы интеграцию сыгравших ведущую роль в борьбе за власть силовиков в новый порядок, в рамках которого их роль была бы по-прежнему вторичной. Всё достается именно тому, кто обеспечил силовую передачу власти, даже если формально он не сразу становится во главе режима. Таким образом, я не нахожу перспективу сохранения персоналистской власти – с Путиным при существенном изменении его роли или без Путина – реалистической.

3.1.2 Кейс-стади: случай Казахстана

Случай Казахстана настолько важен, что заслуживает отдельного и более обстоятельного анализа.

То, что лидер Казахстана Нурсултан Назарбаев, которому власть досталась в 1990 году в силу довольно случайного стечения обстоятельств, оказался весьма одаренным политиком, не нуждается в доказательствах: незаурядное политическое долголетие свидетельствует об этом без лишних слов. Казахстан – сложная страна, в которой титульное население на момент получения независимости не составляло абсолютного большинства и при этом было разделено на соперничавшие между собой кланы. Как известно, Назарбаев справился с этой потенциально взрывоопасной ситуацией лучше, чем правители всех близлежащих государств: не только без гражданской войны, но и без массовых репрессий, насаждения архаичных форм культа личности и прочих эксцессов, знакомых нам из недавней истории стран Центральной Азии.

Однако в ситуации «уйти, чтобы остаться» одного только политического искусства недостаточно. Нужно еще создать в стране такие политические институты, которые позволяют решить проблему максимально безболезненно. Для этого требуются не только политические таланты, но и способность к тому, что ученые называют институциональной инженерией. На этой грани многостороннего дарования Назарбаева я и хотел бы остановиться. Сразу скажу, что поиск был долгим и не всегда последовательным, но это свидетельствует лишь о реальной сложности проблемы.

Как и многие другие бывшие советские республики, включая Россию, Казахстан вынес из социалистического прошлого совершенно бесполезную конституцию 1978 года, единственная задача которой состояла в том, чтобы оформить политическое господство правящей партии. А когда эта партия лишилась власти и развалилась, то оказалось, что заложенная в эту конституцию парламентская модель не работает сама по себе и никак не сочетается с введенной в нее в 1990 году президентской должностью. Конституционная неразбериха внесла существенный вклад в хаотичную ситуацию, которая в Казахстане затянулась до 1995 года, потому что конституция, принятая парламентом в 1993 году, в основном повторяла старые нормы, которые уже доказали к тому времени свою неработоспособность.

В условиях политического хаоса Назарбаев не только устоял, но и укрепил свои политические позиции. В 1995 году на референдум была вынесена новая конституция страны, которая учредила президентскую систему правления. Это значит, что правительство теперь несло исключительную политическую ответственность перед президентом. Законодательные полномочия парламента были резко ограничены, а контрольные – сведены к нулю. Сам парламент был разделен на две палаты, одна из которых – Сенат – на треть назначается президентом, хотя и остальные сенаторы не избираются напрямую. При этом полномочия Сената были весьма значительными.

Конституция 1995 года создавала условия для концентрации всей власти в руках Назарбаева. Однако ему еще предстояло поработать над тем, чтобы реализовать этот потенциал. Полномочия парламента, пусть и резко ограниченные, все еще могли быть использованы как противовес президентской власти. Предотвратить это конституционными средствами было невозможно, но политическими – вполне реально. В 1999 году Назарбаев учреждает собственную партию – «Отан» (затем «Нур Отан»), которой предстояло взять парламент под свой контроль. Произошло это не сразу. На прошедших в том же году выборах новая партия выиграла всего 23 из 77 выборных мест. И хотя Назарбаеву удалось обеспечить парламентское большинство за счет других лояльных ему партий и «независимых», стало ясно, что тут поле для дальнейшей работы.

К 2007 году строительство «Нур Отан» как монополистической партии было в основном завершено. Тем самым были решены основные политические задачи, связанные с оформлением личной власти Назарбаева. Вновь настало время для долгосрочного институционального строительства. Еще в 2000 году Конституционный совет Казахстана разъяснил, что статья основного закона, согласно которой одно и то же лицо не имело права занимать должность президента более двух сроков подряд, не должна была применяться к Назарбаеву как к первому президенту. Казалось бы, чего еще желать? Должность президента стала для него бессрочной. Но Назарбаев рассудил, что нужны более твердые конституционные гарантии, и выбрал другой путь.

Поправки к конституции, которые были приняты в 2007 году, существенно расширили полномочия парламента, введя нормы об утверждении премьер-министра парламентским большинством и процедуры консультаций президента с партийными фракциями при назначении главы правительства. Тем самым Назарбаев, казалось бы, ограничил собственную власть как президента. Но поскольку эти нормы вводились в сочетании с