где я ему его поставил.

— Как ты усиливаешь узоры? — поинтересовался царь.

Странно дело, но о том, что я ещё и плетения усиливаю Шешковский так и не прознал. Подумал было сам предложить, но отказался от этой мысли. «Повиновение» вовсе не подразумевает под собой инициативу. Спросит, скрывать не стану, а нет, так и пусть его.

— Не знаю, государь. Оно само получается. Просто смотрю на узор и вижу как его изменить, чтобы улучшить, — по обыкновению пожимая плечами, ответил я.

— То есть, методики нет?

— Нет, ваше величество.

— Ещё какие-нибудь новые плетения у тебя в запасе есть?

Скользкий момент. Но ведь он не про усиление спрашивает. Поэтому делаем морду кирпичом.

— Нет, ваше величество, — покачал я головой.

— М-да. Вообще-то, по всему видать потенциал у тебя большой, пожалуй стоит тебя поселить подальше от посторонних глаз, да вплотную заняться твоим обучением, глядишь ещё много пользы выйдет.

— Позвольте сказать, ваше величество? — попросил я.

— Говори, — не стал он удивляться моей просьбе.

«Повиновение» вовсе не превращает человека в болванчика, и коль скоро я изначально был своеволен, то не получив прямого приказа держаться в рамках, во многом сохраню свои прежние черты.

— Я буду куда полезней вашему величеству подле великой княгини.

Вполне логично, что я желаю сохранить свой прежний образ жизни и заниматься привычным делом.

— Не получится, — вздохнул царь.

Как видно он и сам рад был бы держать меня при ней, но имелись обстоятельства мешающие этому.

— Почему? — поинтересовался я.

— Вы же любовники, — не спрашивая, а констатируя, произнёс он.

— Да, — не стал я отрицать очевидное.

— Ты глупый что ли, братец? Она же увидит на тебе узор, и поймёт, что ты уже не ты.

— Но она не сможет увидеть узор. Потому что близки мы только в изнанке.

— Астральная любовь⁉ — а вот теперь он удивился.

— Да, — просто ответил я.

— Ваше величество, если она настолько доверяет ему… — начал было Шешковский.

— Помолчи, Степан Иванович, я и сам не дурак. Ну т-ты меня удивил, братец. Не ожида-ал.

Он выдвинул ящик стола, достал шкатулку, из которой извлёк серебряную коробочку с парой «Разговорников». Не мои изделия, а с бриллиантами и конструктом снаружи, но форма как раз придуманная мною, на дужке и с активирующим плетением. А нет, куда эргономичней, и сидеть будет гораздо удобней. Мастер взял за основу мою идею, но форму создал свою.

— Значит так, живи как жил, секрет узора храни, приказы получать станешь только от меня, — протянул он мне половинку амулета.

— Слушаюсь, ваше величество.

После чего последовал перечень требований и ограничений. Не таких жёстких надо сказать. Подавлять мою волю и превращать меня в спотыкающегося через слово болванчика Романов явно не собирался.

— И ещё, сдай в казну все излишки алмазов. Хотя я слышал, что у тебя даже лошади защищены амулетами. Их то же сдай в казну.

— Но я не смогу объяснить это её высочеству. Именно благодаря амулетам наш полк не потерял ни одного животного и сохранил подвижность в Диком поле, а один эскадрон лёгкой кавалерии сумел опрокинуть целую тысячу ногаев. Она просто не поймёт если я пожелаю поступить подобным образом.

— Ладно. Тогда только излишки, — подумав немного, согласился царь

— Слушаюсь, ваше величество.

— И ещё. «Разговорники» ладить прекращай. Отныне это монополия казны.

Вот же крохобор, чёртов! М-да. Вообще-то, положа руку на сердце, не такая уж и высокая цена за возможность усыпить бдительность царя. У меня ведь ещё и алмазы имеются. В конце концов, можно найти другого купца в той же Европе. Ну или для вящей безопасности в Крыму, Турции или Аравийском полуострове. Но вот так просто отдавать прибыльное дело нельзя. Как раз это-то и может возбудить подозрения.

— Но ваше величество, изготовлением амулетов занимаюсь не я, а другие одарённые, и это едва ли не единственная статься дохода великой княгини. Сомневаюсь, что мне удастся убедить её отказаться от амулетов.

— А батюшка что же не сможет ей помочь?

— Сможет конечно. Но она к нему не станет обращаться, потому как между ними случилась ссора, и она всячески желает показать свою самостоятельность. В отношении же амулетов, можно наладить параллельное производство. Мы и без того ожидали скорый спад спроса и то, что вскоре секрет конструкта всё же раскроют. А спрос будет удовлетворён ох как не скоро.

— Хм. Ладно, пусть будет так, — после минутного раздумья согласился царь.

Нужен ему выход в южные моря. И пуще всего он желает прекратить набеги со стороны Дикого поля. А для этого нужна сильная Долгорукова. И уж тем более при том, что есть кому за ней присмотреть.

Глава 10

— Где мой молочный брат? — поинтересовался я, когда мы вышли из кабинета царя.

— В казематах Тайной канцелярии, где же ещё.

— А мои амулеты и алмазы? — подавляя в себе злость, продолжал я задавать вопросы.

— В казне, разумеется, — хмыкнув ответил Шешковский.

— Почему разумеется? Они принадлежали мне.

— Потому что так приказал государь.

— Ясно. Мой оружейный пояс?

— Тоже должны были доставить в Тайную канцелярию.

Пройдя к одному из чёрных выходов из дворца, мы сели в лёгкий экипаж, работы каретного двора моей сестры. Ни такого же, а именно продукция мастера Тихона. Вот так, из подмастерьев и сразу мастер. Впрочем, по заслугам. Учился он очень быстро, и сам оказался не глуп, не просто схватывая всё на лету, но и привнося своё. Хотя конечно не мешало бы ему задать для этого направление.

— И почему Ульев предал Елену Митрофановну? — поинтересовался я, когда карета тронулась.

— Отчего уверены, что это не сама Голицына приказала ему?

— От того, что она так не поступила бы.

— Он защищал свою мачеху, которая всегда была к нему добра, — хмыкнув, ответил Шешковский.

— А есть от чего защищать? — скосил я на него взгляд.

— Все мы не безгрешны, — пожал он плечами.

Больше я не проронил ни слова. А не о чем мне разговаривать с дьяком. Я ведь едва сдерживаюсь, чтобы не оторвать ему башку. М-да. Причём испытывая при этом угрызение совести. Ведь Романов велел мне его не трогать, а царь теперь у