– Слышали, как радуется люд? Король повелел, что в этом году Праздник Первого Урожая – или Праздник Первых Даров Матери, как его называют в диких землях, – мы будем отмечать, как в Валле… как в древности – широко и от души. Королева сама будет следить за подготовкой торжеств.

– Да, на улицах только и слышно, что о приказе правителей. С людей как будто пелену сна сняло.

– Что ни говори, и правда прибытие леди-королевы Рианы в Кемран стало благословением.

– Возможно, она действительно сумеет вернуть нам утраченное.

Сотар слушал разговоры своих жрецов и хмурился. Он не мог объяснить свою тревогу в связи с королевой, тем более что она по-прежнему носила кольцо и защитный знак и была при этом прекрасна и свежа. Должно быть, недуг, настигший её в первую луну пребывания в Кемране, был связан со всеобщей тоской. Ну а что она в королевских мастерских больше не появлялась – так это тоже было вполне объяснимо.

С горечью верховный жрец признавал, что сдаёт с годами, что прежняя бдительность уже не даётся ему так легко. Иногда он даже испытывал нечто совсем уж непозволительное – скучал по старым временам, по философским беседам с Морной. Конечно, разделить с ней свою паству он не мог, но ведь она могла остаться в тени и помогать ему – ему, а не терявшим силу блюстителям старых традиций. Впрочем, эта женщина вряд ли согласилась бы на второстепенную роль. Она всегда мешала в совете, когда они с Раддниром внедряли новые законы. Да и мальчишке Морна могла внушить опасные мысли. Он и так чересчур много времени посвящал своим поискам утерянного волшебства. Ну а теперь кто ей поверит? Уж точно не Вальтен – об этом Сотар в своё время позаботился. Вот ведьма из Валлы – она бы могла поверить Морне, с неё бы сталось. Хорошо, что верховная жрица и её приспешники не позволяли себе появляться в Кемране, а то, чего доброго, Риана нашла бы способ убедить Вальтена снова узаконить орден жриц Матери, смыть с них тень позора, которую Радднир и он, Сотар, соткали с таким трудом.

Людям не хватало волшебства – это Сотару приходилось признать. Даже его жрецы тосковали и жалели, что за эти годы им так и не удалось отыскать путь восстановить утраченное. Но старик не позволял себе сомневаться в правильности их с Раддниром решения. Он должен был защитить народ, а лучшим способом сделать это было уничтожить корень волшебства, который питал не только людей – но и тех, других. Новый путь тоже будет приносить людским сердцам радость… через пару веков, а может и раньше. И путь этот будет к тому же освящён Отцовым Огнём, ведь людям нужно было верить во что-то, черпать откуда-то силу. Остаться единственными из тех, кто пропускал сквозь себя волшебство, единственными хранителями истины было не так уж плохо, особенно когда эту истину знаешь. Да, с гибелью Древа жрецам Отца тоже пришлось несладко, и с частью Силы пришлось распрощаться. Но больше всех пострадали не жрецы и жрицы, а друиды и ведьмы, чья магия была напрямую связана с кровью земной, и только с ней. К тому же жрецы Отца были неуязвимы для Блуждающих Теней Двора Кошмаров и могли охранять людей. Народу нужно было верить во что-то светлое и доброе и бояться искушений, которые происходили из всякого рода пресловутой неоднозначности проявлений Мира. Носители же волшебства были достаточно неоднозначны, чтобы с лёгким сердцем обвинить их в людских бедах.

Даже культ Отца придётся несколько видоизменить для нового пути – это Сотар понимал. Но грядущие перемены его только радовали. Со временем культ Матери забудется, уйдёт в тени, где ему и положено быть. Со временем страх перед волшебством – всяким, кроме чистого и ясного света Небесного Отцова Огня, – будет так силён, что даже легенды Валлы и прочих дикарей потеряют для людей свою притягательность. Единственное, о чём Сотар жалел, – так это о том, что не увидит плоды своих трудов в полном расцвете. А всякое иное чувство сожаления и вину, тяжесть которой он порой ощущал, гнал от себя прочь. Всё, что делал, он делал не для себя. Народу нужны были пастыри, защитники.

– Люд-то радуется Празднику, да, похоже, забыл, что в эту ночь и в этот день истончается Вуаль Матери. Забыл, кто может прийти? – Сотар сурово посмотрел на своих жрецов. – И вы, похоже, тоже забыли?

– Людям не хватает дыхания чудес, – мягко заметил Лаэдр. – Нам их не хватает, Сотар. Уж не предлагаешь ли ты просить короля отменить Священный День, да ещё и приходящийся на первый урожай?

– Отменяй не отменяй – Вуаль всё равно истончится. Я лишь прошу вас быть осторожнее, даже когда эта всеобщая эйфория охватит Кемран. Восемь Священных Дней в году, восемь Дней Силы, когда кровь земная хлещет через край и различная нечисть проникает на нашу грань Мира – на грань, принадлежащую людям.

– Увы, Сотар, ты ведь знаешь, – грустно усмехнулся Лаэдр, – у нас в Кемране кровь земная давно уже не хлещет и даже не струится.

«Вы перестали видеть в этом благо, – заметил про себя верховный жрец. – Но ведь именно потому что кровь земная иссякает, реже стали появляться Блуждающие Тени. На нашей земле ведьме из Валлы нечего противопоставить нашей власти».

– Вот что, братья. Приглядитесь к пожилой наставнице королевы. Госпожа Илса ведь тоже уязвима для Блуждающих Теней. И приглядите за менестрелем, приближённым королевы. Дай Отец, чтоб мои опасения оказались напрасными, но меня немного беспокоит его любовь к фольклору Фэйри. Мы ведь не хотим, чтобы зло исподволь подкралось к нашей королеве Риане, а через неё и к королю Вальтену?

Жрецы зашептались. Сотар был доволен. Нужно было дать им цель – цель доступную, каковой Риана пока не являлась. А что до королевы, любимой народом, – человеческий страх способен творить удивительные вещи, и верховный жрец знал это, как мало кто во всех известных землях.