Шрифт:
Закладка:
– Спасибо, месье. – Мне хотелось петь от радости и торжества, но голос не слушался меня. Я говорила медленно и запинаясь, словно была во власти каких-то странных чар. Мной овладело желание пересечь студию огромными прыжками, в танце вылететь на улицу и кружиться до самой Сакре-Кёр, чтобы весь Париж видел мои ликующие пируэты и па. Или закричать от счастья, чтобы мой победный вопль достиг луны и звезд: «Я талантлива! Месье Берлин сказал, что я талантлива!»
– Всего через три месяца вам предстоит соревноваться с самыми лучшими танцовщицами со всего мира. Состав жюри пока еще не утвержден окончательно, но будьте уверены – в него войдут самые известные и выдающиеся танцоры. – Он немного пофыркал носом и развернулся, собираясь уходить. – Заприте дверь, когда закончите, мисс Джойс, и положите ключ в обычное место.
Как только он вышел, я проделала самый высокий гранд жете, какой только могла. Я повторяла прыжок снова и снова. Да, я знала, что мне нужно начинать работать над хореографией конкурсных танцев, но моя голова была слишком легкой, а сердце переполнено восторгом, и все, чего мне хотелось, – это танцевать, танцевать и танцевать. Я прошлась колесом по всей студии – три, четыре, пять раз. Туда и обратно. Туника вдруг показалась мне слишком тяжелой, слишком сковывающей. В ней было невыносимо жарко. Холщовые балетные туфли тоже жали ноги. Мне было тесно. Одним махом я сбросила и туфли, и тунику, оставшись в одних только особых трусиках, которые я надевала на занятия, и маечке. Прохладный воздух студии целовал мои голые руки и ноги. Печка уже погасла, но меня мучил жар, и в одно безумное мгновение я едва не сняла с себя вообще всю одежду, чтобы танцевать обнаженной.
Я сделала несколько обратных сальто. И когда мои ноги в очередной раз оказались над головой, до меня донеслось легкое покашливание. Я неуклюже приземлилась, споткнулась и схватилась за станок. По шее медленно начала расплываться краска стыда, и я пожалела, что не осталась в тунике. Конечно же месье Борлин забыл свой веер. Или, может, потерял монокль. Однако это был вовсе не месье Борлин, а мистер Беккет.
– Я подожду снаружи, – хрипло произнес он, как будто его горло было забито мелкими камушками. – Ваш отец сказал, что вы должны быть здесь. А я как раз проходил мимо.
Я взглянула на свои огромные, неизящные трусы для танцев и внутренне скорчилась от стыда. Но мистер Беккет успел незаметно удалиться; я слышала, как скрипит паркет в коридоре.
– Пожалуйста, не волнуйтесь! – крикнула я, надевая тунику и хватая со станка платье. – Обычно я не танцую в белье, но мне было очень жарко, и к тому же я узнала восхитительную новость.
– Вот как? – Мистер Беккет прочистил горло.
– Мой учитель танцев записал меня в число участников самого крупного конкурса современного танца в Европе. Я очень нервничаю, известие меня взбудоражило, я счастлива до небес и в то же время ужасно боюсь.
– Мои поздравления, – проговорил он через дверь.
– Он считает, что у меня настоящий талант. – Повторяя слова месье Борлина, я услышала, как дрожит мой голос. Неужели он и в самом деле это сказал?
– Мистер Джойс говорил мне то же самое. И я… мне захотелось посмотреть самому.
– Я полностью одета. Можете войти. – Я оправила подол платья и убрала волосы с лица. – Хотите увидеть отрывок из моего «Танца радуги»? Он еще не готов, но когда я работаю над ним, то думаю о баббо.
– Если позволите. – Мистер Беккет осторожно вышел из-за двери.
Я кивнула и прикинула, не снять ли мне платье, чтобы танцевать в тунике, как полагается, но потом в моих ушах словно загремел голос мамы, и я решила оставить все как есть.
– Вообразите, что играет музыка и что я одна из семи танцовщиц. И представьте, что на мне некий радужный костюм.
Я встала в первую позицию, отвела назад правую ногу и сделала несколько первых па. Я скользила по студии, откидываясь назад, наклоняясь вперед, кружась на одной ноге. Я парила в воздухе, словно птица, подчиняясь неведомому ветру. Эфемерная дуга цвета, дрожащая, растворяющаяся. Вспышка света, заключенного в темницу. Разгоняемая бурей радуга, мои полосы цвета трепетали и таяли. Я сжималась в комок и крутилась. Иглы дождя, острые, пронзающие небо. Я раздвинула пальцы, выпуская нежные лучи теплого солнечного света. Я – это спутанный моток сияющих цветов. Золотокожая волшебница, ткущая полотно ветра. Располосованная солнцем властительница мироздания.
– Пока я дошла только до этой стадии. – Я замолчала, ожидая вердикта мистера Беккета, и внезапно почувствовала тревогу и неуверенность в себе. Что на меня нашло? Не иначе, как похвала месье Борлина ударила мне в голову!
– Невероятно, – пораженно выдохнул он. – Я и понятия не имел… Мистер Джойс говорил, что вы прекрасно танцуете, но это… – Он покачал головой, словно вдруг растерял все слова.
Я тоже умолкла, не зная, что сказать. Но неожиданно мои губы раскрылись будто бы сами по себе, и я произнесла нечто столь дерзкое, откровенно кокетливое и мне несвойственное, словно молодая нахальная парижанка овладела моими голосовыми связками.
– Я бы хотела научить вас танцевать, Сэм.
Наступила многозначительная пауза. Я уставилась в пол, ожидая, что сейчас мистер Беккет покраснеет и вежливо откажется. Но он этого не сделал. К моему крайнему изумлению, он произнес:
– Я бы тоже этого хотел. Очень. – Он пристально посмотрел на меня своим странным взглядом – мне всегда казалось, что его глаза видят то, что происходит внутри меня: мое трепещущее сердце, застывший в легких воздух, горячую кровь, мчащуюся по венам.
Я попыталась изменить интонацию, чтобы он не понял, в какой восторг привел меня его ответ.
– Мы начнем с чарльстона. Все в Париже танцуют чарльстон.
– Очень хорошо. Значит, чарльстон. – Он улыбнулся как-то чудно, половинкой рта, и сделал жест в сторону окна. Стрелы дождя разбивались о стекло. – Я должен идти сейчас. Я направлялся на Монмартр.
– Я не смогу учить вас, пока не пройдет конкурс. Сможете ли вы подождать?
– Думаю, да.
Он произнес это немного испуганно, но отчего, я разобрать не сумела.
Выйдя из студии, мы пошли в разные стороны. В конце