Антонина и Алевтина переглянулись, потом первая прошептала:

– Хотели эсэмэску сбросить, но вы их никогда не читаете.

Алевтина быстрым шагом приблизилась к столу, за которым сидела начальница, и начала шептать ей на ухо.

– Ой, перестань! – отмахнулась Лидия.

Антонина вытащила из пакета книгу и обратилась ко мне:

– Вы писательница Арина Виолова? Вот тут на обложке фото. Видите? Алина Михайловна уверена, что это именно вы. И нам теперь тоже так кажется.

Глаза заведующей округлились. Делать нечего, я улыбнулась.

– Да. Только «Арина Виолова» – псевдоним. Мое настоящее имя Виола Тараканова.

Алевтина поспешила к двери, распахнула ее и крикнула:

– Она! Честное слово, она!

В кабинет начали заходить женщины.

– Виола, вы, когда поговорите с Лидочкой, подпишете нам книжечки? – попросила Алина Михайловна. – Они меня считают слепой совой и вообще Бабой Ягой престарелой. Да только молодые вас не узнали, а я сразу поняла, кто у Лиды в гостях.

Я кивнула.

– Конечно. Только, простите, книг при себе нет.

– Мы уже послали гонца в магазин, – затараторила Тоня. – Он неподалеку. Там директор Ниночка – такая хорошая, умная, добрая женщина! Мы ее все очень любим.

– Да, – подтвердил хор из коридора, – очень любим. Нина лучшая!

– Еще начали обзвон читателей, – продолжила Антонина, – все уже бегут.

Лидия встала.

– Уважаемые сотрудники и любимые читатели! Вы попросили Арину подписать книги…

Я кивнула.

– Не беспокойтесь, не обману.

– А сейчас дайте нам спокойно побеседовать! Прошу покинуть кабинет! – повысила голос заведующая.

Глава двадцать третья

– Простите, не узнала вас, – начала извиняться Лидия, когда мы остались одни. – Честно говоря, пожалела, что пообещала поговорить с вами… Хотя… Вряд ли вы у кого-то секретарем работаете.

Я кивнула.

– Вы правы. Работаю в детективном агентстве, которое принадлежит моему мужу. Не хотелось представляться автором криминальных романов, но ваши сотрудницы…

– Просто огонь, – засмеялась Лидия. – Значит, так. Денег не возьму. Расскажу все-все, что знаю. Только объясните, зачем вам Матвей понадобился?

– Сейчас занимаемся делом, в котором всплыло его имя, – аккуратно ответила я. – Вы уверены, что он погиб?

– На все сто процентов, – кивнула Лидия. – Моя мама забирала из морга тела. В гробы Кузнецовых уложили, хотели крышки заколотить. А мама моя, Серафима Ивановна, остановила процесс: «Сначала хочу посмотреть на покойных». Санитар, который всем занимался, начал ее отговаривать: «Лучше не надо, вам плохо станет. Мы-то постарались, но кое-что не в наших силах. Давайте заколотим домовины. Много людей прощаться придет?» Мама ответила: «Я и дочь». Мужчина ей: «Тем более. Не известных всей стране людей хороните. Примите совет: погибших лучше запомнить живыми, красивыми!» Но санитар не знал мою маму. Если та что решила, атомный взрыв ей не помеха. Она на своем настояла.

Лидия отвернулась к окну.

– Когда мамочка вышла из морга, я сидела в скверике и впервые поняла: выражение «у человека перевернулось лицо» не литературный прием, оказывается, правда такое случается. Спустя несколько недель после похорон мамуля призналась, что с трудом удержалась на ногах. Галину Петровну опознала по руке, у нее был шрам вокруг большого пальца. Кисть осталась целой. А у Матвея Николаевича одна сторона лица почти не пострадала. Мама поняла, что видит педагога и лучшего друга Германа.

Заведующая вытянула руку и включила чайник.

– Страшный июль случился! Первого числа исчез Гера, мой старший брат. Тем летом ему девятнадцать исполнилось. Мне было семнадцать. Герман учился в институте. Утром ушел на работу, вечером не вернулся домой. Родители всех его друзей, кого знали, обзвонили. Гера не пил, не курил, он был весь в науке, занимался на вечернем. Мог поступить на дневной, сдал все экзамены на отлично, плюс золотую медаль получил по окончании школы. Но брат отправился работать в архив, его туда Матвей пристроил. Кузнецов был старше Герки лет, наверное, на пять. Несущественная разница во взрослом возрасте, но в юности она огромна. Брат – студент, Матвей – преподаватель, уже кандидат наук. В те годы научное звание в двадцать с небольшим лет было редкостью, а ему удалось его получить. Кузнецов был историком, Гера тоже учился на историческом факультете. Дружба у педагога со студентом была крепкая, оба были фанатами любимой науки. Не хотел Герка и от работы отказываться. Он был в полном восторге от хранилища бумаг, изучал дневники каких-то известных людей. Хотел написать книгу, даже название придумал: «Документы умеют говорить». Первого июля брат домой не вернулся. Где он? Что с ним? Вопросы без ответов. Мама до сих пор надеется, что раздастся звонок в дверь, она откроет, а на пороге сын. Но этого не случится, не одно десятилетие прошло со дня его пропажи.

– Может, юноша обиделся на родителей, – тихо произнесла я, – поэтому убежал из дома.

– Что вы! – засмеялась Лида. – Мама и папа его обожали. И меня тоже. Наше детство… Прекрасные воспоминания. Каждое воскресенье всей семьей в музей, на выставку, в театр, цирк… Денег у нас не особо много было. Папа преподавал историю, мама была учительницей русского языка и литературы. Колбаса и сыр на столе появлялись не каждый день. Мама прекрасно шила, ездила на фабрику, при которой был магазин с тканями, где выбор больше, а цена ниже, чем в других местах. Мама нас с Герой одевала так, что одноклассники стонали и к нам домой бежали: «Тетя Сима, сшейте мне джинсы, как у Герки!» Брат никогда не сердился на родителей. Его убили. Уверена в этом. Герман по характеру был рыцарем. Сначала я подумала, что он в Домнино задержался.

– Где? – насторожилась я.

– Маленький убогий городок под Москвой, – объяснила Лидия. – Там жил Матвей Кузнецов. Он в том же институте преподавал, где и Карл Сергеевич, мой отец, ректор. Только не подумайте, что папа был немцем. Его в честь Карла Маркса назвали. Дедушка, которого я никогда не видела, был ярым коммунистом!

Лидия нахмурилась.

– Когда Матвея взяли в штат, педагогический коллектив его в штыки принял. Зависть! Пришел парень, которому до тридцати еще далеко! Молоко на губах не обсохло, а он уже с кандидатским дипломом! Ясно, чей-то сынок. Сначала все притихли, улыбались новому сотруднику, побаивались, не знали, из какой он семьи. Потом выяснили, что родители парня умерли, и давай гадить новенькому по-тихому. Карл Сергеевич быстро понял, что происходит, и дал понять членам коллектива: «Если продолжите травить юношу, будете иметь дело со мной». И начал приглашать Матвея к нам домой – подружились они. Папа говорил: «Мотя умен не по годам, из него вырастет большой ученый».