Как и ожидалось, руины оказались пусты. Пара рыхлых пятен свежей земли говорили о том, что не все разбойники пережили ночную схватку.

Хармон с Доксетом и Вихренком поднялись на пригорок, с которого давеча велось наблюдение за крепостью. К огромной радости торговца, мальчишка сразу уверенно заявил:

— Те трое поскакали вон туда, налево!

— Вон туда? Это наверно?

— Вернее верного!

— Стало быть, на север?

— Вы бы сразу сказали, хозяин, что на север — это влево! Я бы вам тогда еще в городе ответил! Лево от права умею отличать, не маленький!

На север — это прекрасно! Дорога от старой крепости на юг вела прямиком в Лабелин. А Лабелин — это гигансткий муравейник с сотней тысяч мурашек-людишек. Найти там одного типа, похожего на пивовара, — все равно, что среди псарни разыскать блоху, отзывающуюся на имя Бетти Джейн.

Дорога на север — совсем иное дело! Ближайший город в той стороне будет миль через сорок. А «пивовар» с приспешниками выехал из крепости перед закатом, стало быть, ночевать ему пришлось в дороге. Порасспросить во всех гостиницах вдоль тракта — где-нибудь да и запомнили брюхастого мужичка с парой мечников впридачу. Конечно, тюремщики могли устроиться на ночлег и в чистом поле… хотя тот, кто допрашивал Хармона, больше походил на человека, привычного к комфорту. Но вот поесть и выпить — точно хоть куда-то да зашли! Хотя бы в одной таверне должны их помнить!

— Чего же мы ждем?! На север!

Оставив обоз с телегами плестись позади, Хармон с Джоакином и Доксетом поскакали верхом. Эта дорога, как и все прочие пути, ведущие от Лабелина, изобиловала тавернами, трактирами, гостиницами и ремесленными лавками. Это наполнило душу торговца радостным предвкушением.

Хозяин первой же таверны радостно затараторил, едва Хармон выложил на стойку пол-агатки:

— Полненький? Похожий на пиводела? Еще бы мне не помнить! Конечно, проезжал!

— И куда он направился?

— Да как и все, в Лабелин он направлялся. На юг, то бишь.

Обратно на юг? Это удивило Хармона, и он счел нужным уточнить:

— А с ним был кто-то еще?

— Ясное дело, был!

— Двое?

— Двое, не трое же!

— Мечи… — начал Джоакин, но Хармон прервал его и спросил по-своему:

— А те двое спутников были мужчина и женщина?

Хозяин тут же закивал, сладко поглядывая на монетку:

— Верно, верно! Женщина с ним была — видать, жена его. И паренек такой крепенький — пожалуй, что сын. И все они трое на юг поскакали. Я хорошо помню!

В следующем трактире Хармон вел себя предусмотрительней — денег сразу не показывал, а расспросы вел так, чтобы не подсказать трактирщику нужные ответы.

— С животом такой? Лысый, со щеками? — угрюмо ворчал трактирщик. — Много тут таких бывает. Что ни день, то и лысые, и толстые, и щекастые — на любую масть. Отбоя нет.

— А в четверг видал кого из них?

— Сперва эля закажи, там уж поговорим.

Хармон заказал эля, трактирщик сказал:

— Неа, третьего дня не видел.

— Ты же говорил — много таких проезжало!

— Много, да не тот, что тебе нужен.

— Почем знаешь?

— Да потому, что был четверг!

— И что?

— Ты, как будто, не здешний, — буркнул трактирщик. — Откуда явился? Из Короны, что ль?

— А что?

— Да то, что все здешние знают: в Лабелине с пятницы по воскресенье была ярмарка! Кто же в четверг вечером станет ехать из города? Все в город едут. А назад — в понедельник.

Двинулись дальше. Добрались до гостиницы, хозяйкой была бойкая пышнотелая бабенка. Хармон заказал эля с вяленой говядиной и задал вопрос. Хозяйка закатала рукава, села напротив торговца и с явным удовольствием перечислила всех, кто останавливался у нее за неделю. Бывали здесь зажиточные крестьяне и ремесленные подмастерья, почтовые курьеры и бродячие торгаши, был лекарь со слугою и слепец с поводырем, были двое сквайров без рыцаря, был устроитель петушиных боев со слугами и горой клеток на возу, был какой-то кривой тип, а с ним — тощая шлюха. Этих, последних, хозяйка мигом выставила за двери. Она, хозяйка, шлюх за полмили чует. Ей, хозяйке, такого народа здесь вовек не нужно, а то, не ровен час, дурная слава пойдет о гостинице, потом не оберешься. Верно говорю, добрый господин? Значительную часть постояльцев хозяйка знала по именам и слыхала о них какие-нибудь забавные истории, которые тут же принялась пересказывать Хармону. Торговцу пришлось узнать, что давешний слепец лишился зрения при пожаре, когда спал дома пьяный, а из печи вылетел уголек, но врет всем, будто бы его сглазила перед смертью покойная жена: позвала к себе, взяла за руку, поднатужилась — и сглазила… Словом, хозяйка гостиницы оказалась кладезем всевозможных сведений. Одно плохо: тюремщика, похожего на пивовара, она не видела ни в четверг, ни в какой другой день.

За гостиницей следовала еще одна, а потом таверна, а потом — лавка горшечника, и снова таверна, и снова гостиница.

Живот Хармона едва не лопался от эля, Доксет осоловел и с трудом держался в седле. Хармон перезнакомился с трактирщиками и их слугами, с местными пьянчугами и гончаровыми подмастерьями, с нищим, что побирается на дороге, и баронским егерем, что сломал ногу и много уже дней торчит в кабаке, ожидая, пока не сможет сесть в седло.

Хармон узнал наперечет всех, кто проехал этой дорогой со среды по субботу. Таких, что двигались на север, было в те дни немного, и торговец расспрашивал о них подробнейшим образом. Разузнал про их внешность, занятия, имена; не желал этого, но все же услышал, кто из путников был щедр, а кто скуп, кто сидел тихо, а кто поднял шум или учинил драку. Иные трактирщики были не дураки приврать, и Хармон прослышал даже о том, будто как раз вечером в четверг проскакал дорогою сам архиепископ. Спешился, зашел в кабак, выпил чарку, осенил хозяина священной спиралью, да и дальше поскакал. А следом за его светлостью ехала девица в плаще, а под плащом на ней — Праматерью клянусь! — ничегошеньки не было надето!

Но сколько ни расспрашивал Хармон, оставался человек, о котором торговец не услышал ни слова, и этим человеком был щекастый круглопузый тюремщик.