— Вот дерьмо, — вздохнул Райдер, придвигаясь ближе, чтобы помочь удалить мою плаценту и подлечить меня.

— Это девочка, — взволнованно пробормотал Данте, беря меня за руку, когда слезы радости наполнили его глаза.

— О, не может быть, — сказал Габриэль, притворившись удивленным, и поспешил схватить меня за плечо. Я хотела пожурить его за это дерьмо, потому что я запретила ему использовать Зрение, чтобы выяснить пол ребенка, но, как и в прошлый раз, он явно сжульничал.

Я протянула к ней руки, и Леон широко ухмыльнулся, подчиняясь мне, все еще напевая конец своей песни низким тоном, когда передавал ее мне. Как только он закончил петь, она начала плакать, и я тоже заплакала, облегчение и волнение переполняли меня, когда я смотрела на ее прекрасное лицо.

Я прижала эту чудесную малышку к груди, пробормотав ей приветствие, пока Габриэль осторожно использовал магию воды, чтобы вымыть ее, и ее плач снова затих, когда она крепко прижалась ко мне.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалился наш старший, Лука, спотыкаясь на своих детских ножках и возбужденно крича: — Малыш! — Его темные волосы представляли собой беспорядочные кудри, которые торчали в разные стороны от его сна, и я догадалась, что он уже в пятидесятый раз за сегодня подставил подножку бедной Бьянке.

Он споткнулся обо что-то и полетел, но Габриэль уже был рядом, поймал его за ворот рубашки и поставил на ноги.

— Прекрати это делать, — шипел Райдер, когда закончил лечить меня, и я скрестила ноги, вздохнув, когда мои легкие впервые за несколько месяцев полностью расширились, и я привыкла к тому, что мой живот наконец-то снова стал плоским. — Если ты никогда не позволишь ему упасть, он не узнает своих пределов.

— И я уже говорил тебе, что не позволю ему просто так разбить себе голову, потому что ты вбил себе в голову, что он может быть Василиском и ему понравится причинять себе боль, — ответил Габриэль, пожав плечами.

Лука отполз от них двоих, пока они продолжали ворчать друг на друга по поводу предпочитаемых ими методов воспитания, и я усмехнулась, глядя, как наш маленький негодник пытается забраться на кровать, чтобы познакомиться со своей новой сестренкой.

— Я думала, что сейчас у тебя время для сна? — дразнила я его, пока он полз по простыням.

— Малыш! — ответил он, как будто этого ответа было достаточно, и я не могла не усмехнуться, когда он наклонился совсем близко, чтобы взглянуть на свою сестренку.

Я поправила свою руку, чтобы он мог видеть ее, и улыбка, озарившая его лицо, заставила мое сердце заколотиться от старой потребности в собственном брате.

— Моя малышка, — ворковал Лука, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб, и слеза сбежала по моей щеке, пока я наблюдала, как они влюбляются друг в друга с первого взгляда.

— Так мы называем ее Руби, да? — взволнованно спросил Леон.

— Мы остановились на Джейн, stronzo, — ответил Данте.

— Почти уверен, что не остановились, — не согласился Леон, наклоняясь, чтобы потереться носом о нос нашей маленькой девочки. — Она считает, что это недостаточно шикарно. И я думаю, мы все можем согласиться, что этот ребенок шикарный, как блядь.

— Папа, бля, — ярко сказал Лука, и я окинула Леона хмурым взглядом.

— Нет, львенок, папа сказал «кря», — быстро ответил Леон.

— Кря? — подозрительно спросил Лука. Ему было всего два года, но я могла сказать, что он уже улавливает папину чушь.

— Ага, — твердо согласился Леон.

— Папа летать? — неожиданно спросил Лука, его внимание переключилось на Данте, когда тот вскочил на ноги и спрыгнул с кровати.

Габриэль сделал движение, чтобы поймать его, а Райдер зашипел на него, но Данте был готов, и он быстро пустил маленького негодяя по комнате на порыве воздушной магии, а я откинулась на подушки и просто уставилась на маленькое чудо в своих руках.

Леон приподнялся и лег рядом со мной, его подбородок лежал на моем плече, и он с любовью смотрел на нее.

— Привет, Руби, — прошептал он.

— Это Джейн, — прорычал Данте, большая часть его внимания все еще была прикована к нашему хихикающему двухлетнему ребенку, пока он носился по комнате.

— Почему бы просто не назвать ее Руби-Джейн, если вы двое не хотите прекратить спорить об этом? — спросил Райдер, переходя на другую сторону от меня и протягивая руку, чтобы дать крошечному комочку на моих руках палец, за который можно было бы ухватиться.

— Мы можем называть ее сокращенно ЭрДжей, — добавил Габриэль, проводя пальцами по ее мягким золотистым волосам и тоже прижимаясь к нам.

Данте снова усадил Луку у изножья кровати, и тот быстро вскарабкался ко мне на колени, чтобы еще раз взглянуть на свою сестру. — ЭрДжей, — сказал он самым милым детским голосом, и я сразу же поняла, что мы не будем его менять.

— ЭрДжей, — согласилась я со вздохом, оглядывая своих четырех королей, которые прижались поближе, и мы все просто уставились на два маленьких чуда, которых мы создали. — У меня такое чувство, что от вас будут одни неприятности.

63. Райдер

ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ…

— Лука сегодня собирается проявится, — объявил Габриэль, наклоняясь, чтобы поставить тарелку с блинами перед Элис на стойку для завтрака, и ее глаза расширились от удивления.

— Кем он будет? — взволнованно прошептала она.

Леон перемахнул через поверхность, схватив Габриэля за руку. — Он Лев, не так ли? Я говорил ему отрастить длинные волосы, но разве он слушал? Нет, и теперь…

— Я не скажу, — оборвал его Габриэль с блеском в глазах.

— Очевидно, он Василиск, — сказал я, глядя на свою тарелку с блинами, когда Габриэль принес ее и поставил на стол. — И, возможно, мы бы узнали, как он реагирует на боль, если бы ты чаще позволял ему падать, когда он был ребенком, Габриэль, — я бросил на него острый взгляд.

— Зачем мне позволять своему ребенку причинять себе боль, если я вижу способ избежать этого? — Габриэль насмехался. Мы спорили об этом тысячу раз, но Лука в конце концов все равно узнал все о боли, когда я взял его на подпольные бои в «Серпенс». По вечерам в четверг там разрешали непробужденным подросткам устраивать кулачные бои, и первого же мальчишку, с которым столкнулся Лука, он избил до полусмерти. Если это не энергия Василиска, то я не знаю, что это.

— Если на нем и есть чешуя, то Драконья, Инферно, — сказал Данте, сидя рядом со мной и самодовольно улыбаясь. — К тому же, есть