тут такой подарок! Газета Первого Украинского и накладная с фамилией Горбуненко. После чего начинают допрашивать начальника «десятки». Хотя Третьяков сомневался, что майора мы бы нашли живым. Это в его версию не укладывалось. Филиппа должны были грохнуть по-любому, но зато оставалась бы фотография, где с ним чуть не обнимается Жуков. И тогда в свете недавней ссоры следователи начали бы трясти уже самого маршала.

Мне все это казалось чересчур запутанным и притянутым за уши, но мент с мощью бульдозера стал отрабатывать свою новую задумку. Сейчас вот с этой фотографией носится… Очень ему хочется доказать, что это «липа». Ведь если получится, то его шаткая версия станет основной.

В то, что Третьяков прав, я верил слабо, не понимая, для чего убийцам нужна была такая сложная многоходовка, но у нас было указание помогать следователям всемерно, поэтому спорить дальше не стал и просто сказал:

— Добре. Бери машину, Пучкова, охрану и вперед — опрашивать контрразведчиков. Может, повезет. А я с тобой не поеду, извини, у самого дел по горло. Нам ребята свежего «языка» притащили, так что дуйте, разбирайтесь сами.

Сашка кивнул, и мы разбежались. Он — в штаб армии, а я потопал в дальнее крыло особняка, которое мы отвели под «губу».

Глава 24

— Нет, если бы вы знали, как я это быдло ненавижу. Полуграмотное, вечно пьяное, не понимающие, что мы, истинно интеллигентные люди, гораздо лучше их знаем, что надо для народного блага! Их пороть, пороть на конюшне надо, чтобы мозгов добавить! По-другому до этих ленивых скотов ничего не дойдет! И Петр Николаевич именно это предлагал!

Изо рта собеседника густо летели пенные брызги, поэтому я отклонился назад и убрал руку с папиросой подальше. От особой брезгливости меня война отучила, но сейчас были серьезные опасения, что у этого пропагандиста из РОА слюни могут быть ядовитые. Честно говоря, подобный экземпляр в первый раз попался. Такой вот весь из себя, предатель-прогрессор, непрестанно радеющий о народном благе. Слушать это существо было очень познавательно, тем более, бывший советский интеллигент, похоже, так увлекся, что напрочь потерял связь с реальностью и забыл, где находится. С ними такое бывает, особенно когда в раж входят — ничего не видят и не слышат, прямо как глухари. А тут, видно, стресс от попадания в плен сказался, да еще я с ним разговаривал спокойно и вежливо, даже немного в философию ударился, вот РОАвца и понесло…

Сопроводиловку на Бляхина Ипполита Аристарховича, 1902 года рождения, я уже прочел и теперь молча слушал его страстный монолог, удивляясь, как человек, всю жизнь проживший в России, может настолько ненавидеть свой собственный народ. Хотя поначалу разговор шел во вполне сдержанном и конструктивном русле. В сопроводительных документах мужики из СМЕРШ указали, что Бляхин был на сборах пропагандистов, которые проводились недалеко от Бальги. Вот я и выуживал из него те крупицы сведений насчет местности, которую он мог наблюдать из окна автобуса, курсировавшего между казармами и учебным центром. Толку, правда, было мало, но даже то, что он увидел, как саперы ставят на полях, к юго-востоку от замка, минные поля, можно считать удачей. Ведь будет совсем не гут, если сброшенный десант приземлится среди кучи смешанных противотанковых и противопехотных мин.

Отметив на карте местоположение минированных мест, я заодно спросил, что именно делали на этих пропагандистских сборах? Оказывается, все как обычно — там давали накачку замполитам перед решающими битвами, чтобы они глаголом жгли сердца подопечных солдат.

У этого сына Аристарха глаголом жечь, судя по всему, получалось очень хорошо, в чем сейчас и убеждаюсь на собственной шкуре. И дернул меня черт за язык…

Ведь как получилось: просто в конце допроса я допустил стратегическую ошибку — уже убирая карту, чисто по-человечески поинтересовался, как мог образованный человек, преподаватель русского языка, настолько легко перейти на сторону врага? И тут понеслось… Сперва понемногу, но в конце концов пропагандист распалился, как на митинге, и радиус слюнопоражения стал достигать нескольких метров.

Оказывается, в СССР его раздражало абсолютно все. И страна, и строй, и народ. Страна — за отсталость от западного мира, строй — за свое отличие от действительно демократического и продвинутого мирового общества, ну а народ — за то, что быдло и хамы.

Я, глядя на покрасневшую морду разорявшегося предателя, украшенную свежим фингалом, вспоминал все те «прелести», которые принесли на нашу землю «освободители от коммунистического гнета». Вспоминал деревни, начисто сожженные карателями. Вспоминал, что люди рассказывали о «новом порядке», который устанавливали «просвещенные демократы» на оккупированных территориях. Вспоминал и медленно, но верно закипал. Эта тварь продажная даже не осознает содеянного, называя все происходящее «поркой на конюшне»! И ведь, падаль такая, к немцам пошел, даже не шкуру свою спасая, а исключительно по идейным соображениям. А потом, именно после его накачек, предатели из РОА людей пачками стреляли да вешали. Такие, как он, ненавидят вовсе не «жидов и комиссаров», как они пропагандируют, такие ненавидят весь народ целиком, не делая никаких различий. Они ведь только себя считают светочами разума, пупом земли и вершиной творения. А если вдруг кто-то имеет мнение, отличное от «правильных» понятий, тогда подобных оппонентов моментально записывают в недалеких хамов, не умеющих постичь всего величия их мудрости.

Блин, ну кого же он мне все-таки напоминает? Причем вовсе не мордально, а именно речами, безапелляционностью и апломбом? Достав новую папиросу, я смотрел на продолжающего вещать Бляхина, а сам пытался поймать хвост, проскочившей на периферии сознания мысли. И вдруг вспомнил! Ну конечно! Ведь уже забывать начал реалии того времени, откуда меня забросило. Телевизоры, зубные пасты, сотовые телефоны, комфортабельные пассажирские самолеты… Как будто во сне все было или не со мной. Да что там говорить — я даже названия женских прокладок забыл, хотя считал, что из-за непрерывной рекламы их до гробовой доски помнить буду!! Поэтому сейчас и соображал так долго, на кого же похож пленный. А все оказалось так просто… Я ведь уже слышал подобные речи! Правда, они были несколько завуалированы и не настолько кровожадны, но вот недовольство собственным никчемным народом в них было точно такое же.