Зато в этой череде проколов была и удача — в кисете, среди нарезанных газет, были обрывки старой накладной, подписанной Горбуненко. Что именно он в этой накладной требовал, непонятно, так как верхней части не было, но после складывания всех полосок его подпись читалась на раз. Так что сомнения майора я не очень понимал. Даже если учесть, что хвостов от трофейного «виллиса» мы не нашли — учет автотранспорта был поставлен несколько хуже, чем я рассчитывал, и «пробивка» по номерам двигателя не дала ничего, все равно следы прямо указывают на начальника «десятки». И тот, умирающий, его фамилию назвал, и накладная…

Все получалось достаточно стройно — варяги с Первого Украинского прибывают к нам, под крыло Филиппа. СМЕРШевец их курирует и дает наводку. Только Жуков решил подстраховаться и послал еще одного человека для контроля над ситуацией, а когда все провалилось, этот человек грохнул Горбуненко как слишком много знающего и обрубил тем самым все хвосты. Но у нас есть трупы с документами. Удостоверения, конечно, «липа», только против фотографий не попрешь. А фото жмуриков, с соответствующими указаниями, отосланы в штаб «украинцев». Так что, только они ответят, можно будет копать дальше.

Во всяком случае, мы именно так думали, но у ментов появилось свое мнение. Поначалу они тоже придерживались нашей версии, но вот когда выяснилось, что крики во время ссоры высшего комсостава слышали несколько человек, менты сильно задумались. Наши военачальники шепотом ругаться не умеют, поэтому вопль маршала — «Писец тебе трам-там-там! Я тебя, трах-тибидох, живо под землю загоню, трам-тарарам! Тебе, сука, жить немного осталось!» дошел до следствия, даже не от Черняховского. Их стычка, оказывается, особым секретом не являлась и достаточно бурно муссировалась в штабных кругах. В смысле, в штабе Первого Украинского. Там своим маршалом гордились и пересказывали этот эпизод даже с гордостью — мол, как наш командир этого салабона Черняховского на место поставил. Дескать, крут наш маршал настолько, что может, как хочешь, строить остальных командующих фронтами. Да что там фронтами — даже товарищ Сталин к нему всегда прислушивается!

Вот после этого Третьяков стал ходить каким-то смурным. Мы усиленно занимались подготовкой к заброске в тыл, поэтому я в дела следственной группы не очень лез, а тут выдалась у нас обоих свободная минута, вот и решил спросить, в чем дело? Сашка на мой вопрос предложил пройти в их расположение и там переговорить. Усевшись за стол, майор несколько секунд молчал, а потом выдал:

— Знаешь, вот сердцем чую, что все не так, как мы думали…

— В смысле?

— А сам посмотри. Давай начнем по порядку.

Александр, достав лист бумаги, нарисовал прямоугольник:

— Пусть вот это будет пушка…

— Орудие.

Третьяков, фыркнув, возмущенно посмотрел на меня: мол, какая разница? Я только рукой махнул:

— Ладно-ладно, продолжай.

— Так вот… вот это, — он нарисовал еще один прямо-угольник, — мина с радиовзрывателем.

Вообще-то в закладке был фугас, очень грамотно сделанный из гаубичного снаряда, но чтобы не сбивать с мысли следователя, я промолчал.

— Мы беседовали и с Шарафутдиновым и с теми приглашенными армейскими саперами, так они в один голос утверждают, что без особых затруднений смогли бы определить, что взорвалось — снаряд или заложенная мина. Тогда зачем вся эта катавасия с пушкой?

— Как зачем — чтобы замаскировать работу фугаса и списать все на шальной снаряд.

— Неа, — Саша покачал головой, — я же говорю — ничего замаскировать не выйдет. Шансы, что снаряд влетит в воронку от мины, исчезающе малы. Ответим на вопрос — для чего была возня с… — он, глянув на меня, хмыкнул, — …с орудием, сможем ответить и на другие.

М-да, это Третьяков правильно сказал. Я вот тоже до сих пор так и не смог допетрить — на хрена нужна была эта гаубица? Ну захотел Жуков мочкануть обидчика, так для чего так мудрить? Обычная закладка и — привет несостоявшемуся маршалу Черняховскому! Все можно было спокойно списать на «вервольф», благо этих оборотней в округе достаточно ползает — что ни день, так контрразведчики диверсионную группу вылавливают. Так нет — возились с тяжелючей дурой, таская ее туда-сюда, и в конце концов, на ней же и погорели. А майор тем временем, нарисовав очередной квадратик и ткнув в него карандашом, продолжал:

— Больше всего меня смущает этот кисет с газетами и накладной, что был у трупа. Ты же мне сам рассказывал — идя на задание, вы все документы сдаете. И не только документы, а письма и вообще все бумаги, до последнего клочка. Но ведь и покушавшиеся действовали, как в тылу у противника, поэтому все должны были сдать… А здесь, как по заказу — и газета, четко указывающая на «украинцев», и особенно обрывок накладной с фамилией. Слишком уж все явно…

Третьяков рассуждал, конечно, правильно, только я вспомнил, как в свое время, уходя за передок, забыл отстегнуть погоны. Выходит, забыть можно что угодно, и никто от этого не застрахован. Так и ответил, добавив:

— Может, просто радоваться надо? Лопухнулись вороги, нам на счастье. Хотя с другой стороны — действительно странно. Меня этот кисет тоже смущает, но по другой причине — ведь у младшого была початая пачка папирос. Значит, он именно их курил? Зачем тогда ядреный самосад таскать? Им же после папирос если затянешься — дуба дашь с непривычки!

— Вот и я про то же!

Тогда нам договорить не дали, потому что Гусев вызвал на совещание, а чуть позже у Сашки появилась странная версия. Мол, по приказу некоего человека «Х» его люди устраивают удачное покушение. Никто ведь не рассчитывал на появление чересчур наблюдательного Лисова, так что засада имела все шансы на успех и Черняховскому было положено под прощальный залп убыть в мир иной. После убийства генерала армии киллеры отваливают, оставив будто бы случайно, возле гаубицы, этот кисет с табаком и газетами. Следователи, разумеется, выясняют, что имел место подрыв фугаса, который пытались замаскировать под случайный снаряд. А так как присутствует еще и воронка из-под снаряда, то поиски орудия быстро выводят к немецкой гаубице. И