Шерудящая в доме тварь вновь вывернула на улицу, прямо под прицел. И удачно, и неудачно — пулемет в моих руках рявкнул очередью на пять патронов, по пяткам больно ударила лютая отдача, погашенная упором, а ихорника отшвырнуло назад. Понимая, что попал как минимум два раза, я с надеждой начал шерудить тяжеленной железякой, желая во что бы то ни стало вновь поймать тварюгу в прицел. И вот тогда… тогда и понял, что именно вышло неудачно.

Оба попадания (я не ошибся) оказались скользящими, вспоров грубую и мощную шкуру хищного урода так, что пару жестких кусков естественной брони размером с хорошую такую книгу буквально оторвало от тела! Зверюга, мотая головой, заорала диким голосом, хаотически носясь по внутреннему двору. Я попробовал пальнуть еще, но в этот момент Стелла слегка повела дирижабль в сторону, от чего очередь ушла в «молоко».

— Не дергай корыто, дура!! — с досадой рявкнул я, глядя как огромное ревущее животное с утроенными усилиями вламывается в дом, где корчатся на втором этаже еще четыре истекающих серым флером страха силуэта. Были они недолго. Тварь, как-то совсем уж немыслимо дергаясь и почти постоянно вопя, пролезла на второй этаж, а затем буквально раздавила орков за считанные секунды. Меня внутри дёрнуло, но слабо. «Нетерпимость» определенно признавала, что в данный момент я действовал правильно.

— Все мертвы. Готовься уводить корабль резко вверх, как только я скажу!

— Поняла!

Ихорники хищные, но умом не отличаются. Сложно им развить высшую нервную деятельность при организме, способном чрезвычайно быстро подстраиваться к меняющимся условиям. Они как крокодилы или акулы — изначально почти идеальный хищник, обладающий богатейшим арсеналом более простых и эффективных приспособлений для охоты. Всё зависит от «базы», изначального организма, зараженного ихором. В данном случае это было существо, прекрасно понимающее, что такое боль. Сделав выводы, что в его поверхностных, но чрезвычайно болезненных ранах виноваты не сидевшие в доме, оно вновь выскочило наружу.

Я снова успел его поймать, когда оно на долю секунды замерло, привыкая к яркому свету прожекторов «Солнышка». Получилось даже лучше, чем в прошлый раз, из шести патронов первые три попали в цель, неплохо разворотив твари грудь и сорвав с его спины еще одну пластину естественной брони. А вот дальше я понял, что сильно недооценил интеллектуальные возможности наполовину уже ободранной зверюги. Оскалив вытянутую пасть, тварь стремглав понеслась в сторону слепящего её света!

…на почти ровном месте, если не считать трехметровый частокол, она была быстрой.

— Взлетай! — успел взвыть я, подскакивая на месте и принимая тяжелый механизм огромного пулемета на свои руки.

Это было неудачным решением? Движением? Фразой? Не суть важно. Главное то, что я как дурак вскочил на ноги с «дурой», весящей столько же, сколько и я сам, а сидящая как на иголках гологрудая пигалица что-то втопила, от чего «Солнышко» дёрнулось норовистой лошадью. Пулемет длинный и тяжелый, гном сильный, но легкий, люк железный, но открытый…

Я вывалился с высоты метров в пятнадцать, продолжая сжимая здоровенную пушку.

«Боевой режим»

Эмоции тут же выцвели, а время слегка замедлилось. Не так сильно, как хотелось бы, но достаточно, чтобы оценить траекторию будущего рывка твари, оседлавшей частокол. Чертовы контрабандисты строили на десятки лет, использовали толстые бревна, поэтому частокол смог выдержать тяжелую окровавленную тушу твари и даже послужить ей трамплином для рывка дальше. Прямо на только что освобожденное мной нагретое местечко в люке.

Первый выстрел с небольшой донаводкой я делаю почти под себя, чтобы докрутить свой корпус с железякой. Приходится сильно изогнуться, то ли размахивая пулеметом, то ли крутясь вокруг дула. Второй выстрел сделать еще сложнее, несмотря на вымороженные эмоции и филигранное управление собственным телом. Туплю доли секунды, пытаясь понять, на какой градус мне нужно развернуть получившуюся «юлу» в падении. Стреляю. Пора думать о приземлении, но тут нужно делать выбор: либо шашечки, либо ехать. Выбираю шашечки — окровавленный бок вытянувшейся в прыжке твари, где так удачно сорвана «крышка» брони.

Выстрел. Выстрел. Попадание.

Не успеваю рассмотреть результат, мозг заставляет руки разжаться, отталкивая в сторону железяку. Земля близко. Отдача частично сменила угол падения?

Да.

Воздух вырывается из легких от приземления, но угол есть угол, а осенняя мокрая подушка листвы, мерзкая, противная, влажная, но присутствующая, позволяет даже сохранить кое-какой контроль над собой. Качусь, кручусь, пенек, больно. Мелочи. Вскакиваю. Грязные мокрые руки одновременно ныряют за спину и за пазуху, вытаскивая нож и револьвер. Был бы нормальный, рассмеялся бы. Сейчас не смешно. «Боевой режим».

Был бы нормальный — сощурился бы и растерялся. Свет, яркий свет, излучаемый «Солнышком», хаотично дёргается туда-сюда, из-за чего перед глазами то черно, то ослепляюще бело. Я, здесь и сейчас, лишь догадываюсь, что гоблинский дирижабль получил тварью в бок, но в сам проход она не попала. От удара кабина раскачивается под гондолой. Наверняка Стелла сейчас орёт. Да, точно, слышу. Хорошо.

Ищу цель. Нахожу. Тварь как игривая кошка азартно крутит хвостом, напряженно сидя на земле и задрав голову. Её привлекает раскачивающийся и орущий дирижаблик. Она зла, очень зла. Окровавленный бок повернут ко мне, видна рана. Большая, глубокая, из неё толчками выплескивается ихор. Наверное, будь она сантиметров на пять выше, была бы победа, перебило бы хребет. Но чего нет, того нет.

Боевой режим подсказывает, что «нетерпимость законника» внутри меня целиком и полностью похожа на этого напрягшегося зверя. Стелла — невиновна по всем параметрам, ей требуется защита, между мной и ей существует договор, по которому я должен её защищать. Определить нюансы не могу, это простое понимание сложного события, прямая интерпретация сломанной системы, диктующей мне простую истину — убьют полугоблиншу, умру и я. В муках. Если не сделаю до момента её смерти достаточно.

Стреляю без перерыва. Идя по земле, всего в полутора десятках метров от ихорника, промахнуться из револьвера я просто не могу. Не с «мастером огнестрельного боя», чью целью ярко освещают прожекторы на раскачивающемся дирижабле. Маленькие свинцовые комки калибра в 9-10 мм даже при точном попадании в рану не заставляют крокодилокошку отвлечься. Поначалу. Шестой, последний выстрел, сделанный на бегу, всё-таки вынуждает её развернуть морду ко мне.

Посмотрела. Дёрнула широким носом. Вновь уставилась на дирижабль. Напряглась. Мышцы у ихорника так резко обрисовались под толстой шкурой, что это было похоже на взрыв внутри. Из раны плеснуло ихором, показалось белое сломанное ребро. Прыжок. Тушу с воткнувшимся в рану ножом уносит вверх, а меня вбок. Слышен скрежет металла, переливчатый вопль контрабандистки, успеваю лишь вскинуть голову, чтобы увидеть, как ихорник