Шрифт:
Закладка:
Где ум кипит, где в мыслях волен я,
Где спорю вслух, где чувствую живее,
И где мы все — прекрасного друзья…
«„Зеленая лампа“ соединяла свободолюбие и серьезные интересы с атмосферой игры, буйного веселья, демонстративного вызова серьезному миру. Бунтарство, вольнодумство пронизывают связанные с „Зеленой лампой“ стихотворения и письма Пушкина. Однако все они имеют озорной характер…»
Помимо литературных и политических споров, настоящие страсти кипели вокруг театра. Большинство «лампистов» являлось заядлыми театралами, а первыми среди них были Н. В. Всеволожский, П. Б. Мансуров, Д. Н. Барков и примкнувший к ним А. С. Пушкин.
«В 1810–1820-е годы понятие „театрал“ включало не только представление о завсегдатае театра, знатоке и ценителе игры актеров. Театрал поддерживал дружеские отношения с актерами, покровительствовал тем или иным актрисам, организуя в партере партии их поклонников, гордился любовными связями за кулисами и принимал активное участие в театральных интригах». Театральные пристрастия были неотъемлемы от личных увлечений: Никита Всеволожский влюбился в пятнадцатилетнюю балерину Авдотью Овошникову, Александр Пушкин увлекся неподражаемой Екатериной Семеновой. В ту пору их, по меткому выражению самого поэта, можно было вполне причислить к «почетным гражданам кулис».
А. С. Пушкин и его «лучший из минутных друзей»
И Пушкину, и Всеволожскому было тогда по двадцать лет. Оба служили в Коллегии иностранных дел, оба были завсегдатаями «чердака» у А. А. Шаховского, оба проводили вечера под зеленой лампой, наконец, оба симпатизировали друг другу…
Поэт говорил о Никите Всеволожском как о «лучшем из минутных друзей» своей «минутной младости». В стихах, ему адресованных («Прости, счастливый сын пиров», 1819), называл его баловнем свободы, «обожателем забав и лени золотой», милым другом, к которому душа стремится…
Находясь в южной ссылке, поэт скучал и интересовался у Я. Н. Толстого жизнью своего приятеля. В октябре 1824 года он писал Всеволожскому из Михайловского: «…ты помнишь Пушкина, проведшего с тобою столько веселых часов, — Пушкина, которого ты видал и пьяного и влюбленного, не всегда верного твоим субботам, но неизменного твоего товарища в театре, наперсника твоих шалостей». А 2 сентября 1833 года Пушкин извещал Наталию Николаевну о встрече с Всеволожским, закончившейся веселой попойкой…
В 1833 году Н. В. Всеволожский жил в Петербурге на Английской набережной. Он был причислен для особых поручений к управляющему Главным штабом. Уже имел звание камергера. По-прежнему выглядел беззаботным и веселым: успех сопутствовал ему.
1837 год оказался для Всеволожского удачным. Он получил чин действительного тайного советника. Вместе с братом Александром унаследовал после смерти отца, Всеволода Андреевича Всеволожского (астраханского вице-губернатора, действительного камергера), колоссальное состояние, правда, обремененное миллионными долгами. Казалось, что он так и проживет свою жизнь вечным «баловнем» судьбы…
Однако жизнь распорядилась иначе, вернее, сам Никита Всеволодович скверно распорядился своей жизнью. Чрезмерное легкомыслие и расточительность в денежных делах были свойственны всему семейству. Став обладателями богатого наследства, братья Всеволожские и не пытались погасить числившиеся долги, а значительно преумножили их. Они часто и надолго уезжали за границу, где жили с невиданным размахом. Да и в Петербурге, и в Москве много говорили об их званых приемах, кутежах, картежных и прочих долгах. Всем памятна была нашумевшая история с многотысячным долгом братьев Всеволожских Настасье Федоровне Грибоедовой (матери драматурга), которой после многочисленных разбирательств удалось вернуть себе лишь часть денег…
Автор этой книги, работая в Российском государственном архиве, познакомилась с рядом документов, свидетельствующих о серьезных финансовых неприятностях, постигших Н. В. Всеволожского в 1840–1850-е годы. Дело в том, что Никита Всеволодович к этому сроку прекратил платить не только частные долги, но и долги Сохранной казне, что привело к аресту всех его имений и учреждению над ними опекунского управления. Но, невзирая на подписку о невыезде из Петербурга, Всеволожский в очередной раз отправился за границу. Кредиторы и Опекунский совет вынуждены были обратиться в суд и просить «о повелении подвергнуть имения Всеволожского постепенной продаже». Что и было сделано. Не помогло ни обращение в суд самого ответчика, ни его письма к наследнику престола, Александру Николаевичу, которому император поручил разобраться с этим делом. Особенно переживал Н. В. Всеволожский по поводу своего петербургского дома, который, по его мнению, был продан за бесценок, за 47 тысяч рублей, тогда как Попечительством он был оценен в 1,5 раза больше. «Несколько лет тому назад мне предлагали за него 120 тысяч серебром ‹…› такая беспримерно низкая цена за каменный дом на пространствах почти в 600 кв. саж. и на первом в С.-Петербурге месте».
В 1854 году дом на Английской набережной, как известно из архивного дела, был продан с молотка. В конце жизни, спасаясь от кредиторов, Н. В. Всеволожский вынужден был уехать за границу, однако и там его ждала долговая тюрьма…
По утверждению ныне здравствующих Дервизов, особняк на Английской набережной купил Павел Григорьевич фон Дервиз.
Фон-Дер-Визы, или, как их называли в России, фон Дервизы — дворянский род, происходящий из Гамбурга, где Генрих-Дитрих Визе был старшим бургомистром. Его правнук служил в Швеции, а приехав в Петербург, стал юстиц-советником голштинской службы. Петром III был возведен в дворянское достоинство. Его сын Иван Иванович — генерал-майор, а внук Григорий Иванович — директор Гатчинского сиротского института. Хорошо известны сыновья Григория Ивановича: Дмитрий — член Государственного совета, Николай — знаменитый в свое время певец и Павел — концессионер и строитель железных дорог.
Павел Григорьевич фон Дервиз
Хозяин дома на Английской набережной был человеком совершенно иной формации, чем прежний владелец. Павел Григорьевич — один из тех, кто соединял в себе романтизм прошлого времени и деловую хватку нового. Он в паре с К. Ф. фон Мекком сумел так поставить дело железнодорожного строительства, что за короткий срок оказался в числе самых состоятельных людей России. Его часто называли «русским Монте-Кристо». Но главным в этом сотрудничестве было то, что строительство дорог велось очень быстрыми темпами. Рязано-Козловская и Курско-Киевская магистрали были построены за шесть месяцев вместо запланированных трех лет! Все газеты того времени восхваляли не только быстрое строительство, но