Шрифт:
Закладка:
— Боже! Я умираю, хочу курить! Сказала Лана сама себе вслух. Гарри встал, чтобы проводить ее, но она остановила его
— Сиди, сиди! Я сама! И направилась к выходу, держась за ходунки. Проходя мимо молодой женщины с маленьким мальчиком на коленях, она невольно услышала, как он закапризничал и сказал: «Мама! Мама! Купи мне такой же лисапедик, как у этой тетеньки! Лана вышла на улицу и у нее от свежего воздуха закружилась голова. Она достала сигарету и щелкнула зажигалкой.
— Тьфу, ты черт, газ закончился! Она растеряно посмотрела по сторонам. В нескольких шагах от нее курил худощавый и сутулый клоун в ярком костюме и кудрявом парике, за толстым гримом на лице было абсолютно не понятно, какое настроение у него сейчас, потому что алая улыбка была нарисована ровно то одного уха до другого. Она подковыляла к нему и, держа в руке сигарету, обратилась
— Извините, можно зажигалку?
Клоун, молча, поднес ей к лицу огонек, но Лана случайно выдохнула, и он потух. Клоун еще раз зажег зажигалку, и Лана коснулась его руки своей, закрывая пламя от ветерка.
— Благодарю! Сказала она и отошла в сторону. Клоун, так и не произнеся ни слова, затушил сигарету и пошел в сторону палаток. «Надо же, подумала Лана, а у него ведь абсолютно новый костюм!» Когда она прикуривала, то уловила запах новой одежды и дорогого одеколона, что никак не сочеталось с запахом старости, нищеты и экскрементов животных, которым был просто пропитан шатер. Ей абсолютно не хотелось туда возвращаться, и она прикурила от окурка вторую сигарету.
— Борис, ты опять воруешь мясо у животных! Пропищал противный женский голос за растяжкой шатра. — Они же не люди, которым можно по три месяца не платить зарплату! Ну, ладно у меня еще собаки, я их хлебом подкармливаю, но как же Машка? Она же беременная! Ей нужно жрать, чтобы нормально родить и не сдохнуть!
— Эллочка! Эллочка! Успокойся, звезда моя! Послезавтра будет мясо и тебе и всем твоим собачкам! И зарплату я вам тоже выдам! Денечек потерпи еще, красавица моя! Лане стало любопытно, кто это там выясняет отношения, и она выехала из укрытия. На шум ее ходунков оглянулись шпрехшталмейстер и дрессировщица собачек. Они переглянулись между собой и толстяк, взяв даму под локоть, потащил ее ко второму входу в шатер.
— Борис, а как же моя Чуча? Я уже два дня не могу найти свою любимицу…
Странная пара исчезла в шатре и Лана с неохотой побрела туда же! Когда она уселась рядом с Камиллой, то на сцене раскланивалась молодая пара жонглеров, он держал в обеих руках кегли, а она разноцветные кольца.
— Лана, ну где ты пропадаешь? Ты же пропустишь все самое интересное! Ну, ничего! Я все — все фотографирую! Говорил Тао, а сам не сводил глаз с арены и громко хлопал.
Закончилась фонограмма с аплодисментами и на сцену выбежал Бориска.
— Дамы и Господа! Леди и Джентльмены! А сейчас перед вами выступит гордость нашего цирка! Я бы сказал, наш бриллиант или лучше! Наш золотник, который мал, да дорог! Наш непревзойденный мастер иллюзии Иннокентий Лебединский! Кешенька, прошу! И гром фанфар раздался из динамиков под куполом цирка, а на арену в черном фраке и цилиндре, семеня коротенькими ножками, вышел карлик, с лошадиной улыбкой в пол лица. Вместо платочка у него из кармашка торчала бумажная салфетка, он демонстративно свернул из нее розочку, подбросил вверх, но она не упала, а старить парить в воздухе, повинуясь плавным движениям коротеньких ручек желтозубого карлика. Фокусник, не дотрагиваясь до розочки, подталкивал ее своими движениями прямо навстречу Лане. Зрители замерли. И вот, когда розочка повисла прямо перед ее глазами, карлик дунул на нее, и она вспыхнула и рассыпалась пеплом в воздухе, а Лане на колени упала настоящая белая роза. На этот раз все зрители и даже Лана зааплодировали. На мгновение Лане показалось, что Тао сейчас расплачется от счастья. Но сама она старалась подобные вещи пропускать мимо сердца, иначе ее любопытство сведет ее же с ума, а она знала, что тайна любого фокуса, это священная тайна, и она старалась не думать, как это получается. Иннокентий Лебединский продолжал творить чудеса, а Лана вспоминала один из последних их споров с Сержем о чуде пасхального огня. Это был даже не спор, а скорее Ланино упрямство и нежелание верить в сказки.
— Ну, ты же ученый! Злилась Лана. Как ты можешь верить в эту чушь! Когда иллюзионисты уже заставляют исчезать статуи и поезда, неужели ты думаешь, что нет такого фокуса с появлением огня! Но Серж всегда уходил от споров в вопросах теологии, а Лану это просто сводило с ума. Вот и сейчас, глядя на то, что вытворяет карлик с колодой игральных карт, которая безоговорочно слушалась его коротких пальчиков и, взлетая в воздух затейливыми змейками, падала ему строго на ладошку, она уговаривала себя думать, что это никакое ни чудо, а всего лишь на всего тяжелый и упорный труд. Труд человека,