А что так, мозг от градуса фантазий перегрелся?

Не скрывая едкой улыбки, развешиваю вещи на крючки, затем опираюсь лопатками о бревенчатую стену. Руки прячу в карманах брюк. Дрожат потому что.

Часть 2. Глава 8

– И я в этой халупе должна париться? Ни тебе бассейна, ни массажного стола. – Я неловко пытаюсь скрыть за бравадой неготовность раздеться. Перед ним каждый раз как первый...

В несколько плавных, крадущихся шагов Раду сокращает разделяющие нас метры. Расставляет ноги шире, немного уравнивая наш рост. Само собой уверенности мне это не придаёт. Ему ни к чему лишние сантиметры, чтобы подавлять, энергетики хватает с избытком. Раду просто забавляется, загоняя меня в угол. Снова.

Это обезоруживает.

– Не волнуйся. – Он склоняет голову, не отрывая похабного взгляда от моих губ. – Обещаю удовлетворить все твои прихоти прямо на лавочке.

Я отвожу лицо в сторону, перебарывая желание сжаться. Сердце тяжело ухает вниз, таким от него веет голодом.

– Я хочу воспользоваться бонусом. – Не слишком комфортно говорить в сторону, но другого выхода он мне не оставил. В воздухе явственно пахнет виски, а от Раду и трезвым не ясно чего ждать.

– Слушаю. – Лукавая усмешка согревает мою щёку. В раздевалке без того очень жарко. Раду физически не мог так быстро протопить, если, конечно, не знал заранее. Или так совпало?

Я так устала от загадок, что хочется воем зайтись.

– Без рук. Ты меня не трогаешь, понял? – требую хрипло, соскальзывая по стене в сторону.

– Звучит как вызов, – отмечает он с явным удовольствием. – Принято. Так даже интересней. Тебе помочь раздеться?

И сразу же зубами оттягивает воротник.

Его хмельное дыхание по шее мурашками расходится, ложится спазмом на голосовые связки. Я снова уворачиваюсь и, зажмурившись, медленно стягиваю свитер.

Неизвестно сколько он успел выпить, но не иначе как находясь под влиянием виски, Раду был столь великодушен, что позволил мне раздеться в одиночестве. Я снова ловлю себя на мысли, что он мне мстит за что-то. Ну или ему без разницы над кем издеваться и это такой извращённый способ развлечься, а я просто удачно подвернулась.

Собравшись духом, вхожу в парильню. В лицо ударяет волна раскалённого воздуха. Густой пар заполняет грудь до отказа, распирает лёгкие и наливает мышцы хмельной слабостью. Шагнув вперёд, плотно закрываю за собой дверь. Кажется, неразбавленный виски накрывает повторно, но тут вдруг обнаруживается весьма полезный бонус – пьяная храбрость частично глушит неловкость.

На трезвую голову я бы ни за что не решилась пройтись уверенным шагом перед вытянувшим длиннющие ноги в проход дикарём. Не говоря о том, чтобы устроиться на противоположной лавке и дерзко перекинуть ногу на ногу, чуть опираясь назад на выпрямленные руки.

Смотри сколько влезет. Я тебя не боюсь.

Раду с нажимом зачёсывает пальцами прядь волос, нависшую над прищуренными глазами. В этом взгляде намешано всё: оценивающий интерес, безнаказанность, немой вызов и эхо тлеющего в нём возбуждения. Уголки его губ вызывающе дёргаются, словно спрашивая, как далеко я сегодня готова зайти.

Всем видом задаю встречный вопрос – как далеко он рискнёт за мной следовать?

Раду в ответ самоуверенно усмехается, но молчит, заставляя кожу гореть не только от адской температуры. В душном пространстве ощутимо растёт напряжение и тает моя решимость. Я почти близка к тому, чтобы отвести взгляд, когда, наконец, получается уловить, что с ним не так. В изучающем меня прищуре нет знакомых кислотных оттенков.

– Ты носишь цветные линзы?

– Пять баллов за наблюдательность. – произносит он уже без тени улыбки. – Хотя чему удивляться? Тусовщицы вроде тебя, как сороки падкие на всё выделяющееся яркой обёрткой. Не так ли?

Ироничный тон вызывает острое желание ему нагрубить, а лучше – высмеять. Ненавижу предвзятость даже больше, чем подставлять вторую щёку.

– Ну и чего ты тогда весь блестяшками обвешался? – холодно уточняю я, стреляя взглядом по длинным пальцам, на которых по случаю бани впервые нет колец. – Больше нечем привлечь внимание презренной тусовщицы?

– Тебя разве поразишь серебром? Вот и я думаю, что слишком дёшево. Успокойся, это фамильное, дань уважения предкам и только. А линзы для коррекции зрения. Ты всё ещё слишком зациклена на себе.

От этих слов, произнесённых лениво и с пренебрежением, мои пальцы сжимаются в кулак. Я представляю, как схвачу Раду за горло и не отпущу, пока с его лица не сойдёт выражение презрительного снисхождения. Никто... Никто меня ещё так не выводил!

Порывом злости стыд сметает полностью. Всё, кроме уязвлённой гордости, теряет значимость. Меня мучает только один вопрос: оскалиться или засунуть гонор в то место, где вчера побывала пробка и закусить язык? Хочется выскочить из парильни и бежать как есть – нагишом, без оглядки пока не выбьюсь из сил. От его взгляда, бесстыже прожигающего мою грудь, на коже высыпают мурашки. Я едва не рычу от бессилия. Не хочу, чтобы Раду наслаждался моей реакцией. В голове будто переключатель щёлкает, подталкивая вывести его в ответ. А что мне ещё остаётся?

– Так и будешь смотреть?

– Я тебя смущаю? – Дикарь закусывает край губы, продолжая изучать мою грудь и только затем, с неохотой, переводит взгляд мне в глаза.

Медленно дыша через нос, я пытаюсь с достоинством выдержать этот неравный бой. Его же, чёрт возьми, вообще ничего не гложет: ни стыд, ни совесть!

– Мы оба в курсе, что пришли сюда не париться. Хочу знать, из-за чего решилась на побег.

– Откуда мне знать? Может, ты решила в отместку снегоход мой угробить.

Он поднимается на ноги и подходит к боковой лавке, беззастенчиво демонстрируя крепкие ягодицы. Достаёт из кадки с водой берёзовый веник, хорошенько встряхивает. Вот на влажных прутиках и приходится заострить внимание, когда он оборачивается, чтобы взгляд не соскальзывал проверить градус его возбуждения.

Мне всё равно... Мне всё равно... Я злюсь и только!

Сердце бьётся на износ, умоляя о передышке.

– А может, от себя бежала? – продолжает Раду тягучим голосом, склоняясь надо мной. Подавляет пышущей от тела силой, заставляя медленно отстраняться и в итоге лечь спиной на лавку.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Берёзовый веник щекочет мне ключицу и, ведомый жилистой рукой, спускается ниже...

– Ты как? Остыть не нужно? Я сильно не топил.

Я слабо усмехаюсь. Можно было вообще не топить, ничего бы не изменилось.

Вовсе не воздух влажный и жаркий, наливает огнём мои вены. Этот зной изнутри идёт,