я и подошел. «Позвольте, — говорю, — взглянуть на ваши часы; если они мне понравятся, я, может быть, и куплю», а сам стараюсь говорить как можно спокойнее, потому боюсь, как бы он не заметил, что мне очень хочется приобрести вещь. Он подал мне часы, и, хотя притворился равнодушным, я отлично видел, что ему не терпится сбыть их. Я посмотрел и говорю: «Часы недурны; пожалуй, я дам за них семьдесят пять долларов», — «Ишь ты, сенная труха!» («Это он за мою блузу обозвал меня сенной трухой», — заметил Пэшу и улыбнулся виноватой улыбкой.)

— И сколько раз я тебе говорила, Пэшу, не надевай блузу, когда едешь в город! — не утерпела тетя Модя — Ведь есть у тебя пиджак… Посмотри, Гюйо и другие — все ходят в пиджаках…

— Не все ли равно, блуза ли, пиджак ли? А за прозвищами я не гонюсь. Я честный работник и не стыжусь своей блузы. И, пропустив его слова мимо ушей, предложил ему девяносто долларов. Деньги со мной были. Я достал бумажник и стал отсчитывать билеты. Должно быть, это на него подействовало, потому что он тут же согласился отдать часы за эту цену. Конечно, я никогда бы не позволил себе купить заведомо краденную вещь, но сделал это ради девочки. Я подумал, что когда-нибудь эти часы помогут раскрыть окружающую ее тайну, да и деньги, которые можно за них выручить, всегда ей пригодятся.

— Твоя правда, Пэшу. Конечно, девяносто долларов для нас большие деньги, особенно теперь, когда приходится заботиться о Мари, но если нам удастся что-нибудь сделать для этого милого ребенка, я не стану жалеть о них.

С минуту тетя Модя просидела молча, внимательно рассматривая часы, потом задумчиво сказала:

— Если бы они могли говорить!

— Погоди; может быть, мы и заставим их говорить, — отозвался Пэшу.

— Да, многое могли бы они порассказать, — продолжала тетя Модя и прибавила: — Во всяком случае, я рада, что мы вырвали их из лап этого мошенника.

Пэшу взял у нее из рук часы и, открыв верхнюю крышку, показал ей что-то на внутренней стороне.

— Если я не ошибаюсь, то вот это должно навести нас на след, — сказал он — А пока спрячь часы в мою шкатулку и никому не говори, что я их купил. Я не хочу, чтоб даже Маделон знала об этом. И еще вот что, жена: хорошо было бы, если бы ты проследила за этой Жозен — не заметишь ли чего…

— Ах, Пэшу, ты ее не знаешь: она так хитра, что ни за что не выдаст себя. Я давно за ней слежу, да толку мало.

— Вот что, жена, — сказал, помолчав, Пэшу, — у меня есть один план, но только я прошу тебя быть терпеливой и дать мне время привести его в исполнение.

И тетя Модя обещала терпеливо ждать.

ГЛАВА 17

Неприятности мадам Жозен

е прошло и трех дней после того, как папа Пэшу купил часики, как вдруг в одно прекрасное утро в садик мисс Дианы совершенно неожиданно явилась с визитом мадам Жозен. Лицо у нее было дерзко-надменное. Отворив садовую калитку, она остановилась на пороге: очевидно, она пришла по делу.

После нескольких общих фраз она вытащила из бокового кармана туго набитый сверток и, обратясь к Диане, высокомерно проговорила:

— Позвольте получить счет.

— Какой счет, мадам Жозен? — холодно спросила Диана. — Сколько мне известно, у нас с вами никаких счетов нет.

— Я вам должна за уроки музыки «леди Джэн». Вы занимались с нею в продолжение нескольких месяцев и имеете полное право требовать причитающиеся вам за труд деньги.

— Позвольте, мадам Жозен! Тут, верно, какое-нибудь недоразумение, — дро жащим от волнения голосом возразила мисс Диана — Мне никогда и в голову не приходило брать деньги за обучение девочки, с которой я занималась с истинным удовольствием. Если я давала ей уроки, то делала это по собственному желанию. Надеюсь, что и вы не воображали, будто я жду за это платы.

— Напротив, я была вполне уверена, что вы ждете за это денег.

С какой стати, стали бы вы учить даром «леди Джэн», когда я в состоянии платить за уроки.

Жозен вытащила из свертка пачку банковых билетов и дерзко подала их Диане.

— Вы в таком затруднительном положении, что вам нельзя отказываться от денег, и я очень довольна, что могу сейчас же расплатиться с вами. Вы, действительно, хорошая учительница музыки. Успехами моей девочки я вполне довольна.

В первую минуту Диана была точно ошеломлена наглостью и дерзостью торговки, но затем она сказала:

— Очень сожалею, что вы приняли меня за платную учительницу «леди Джэн». Благодарю вас, но повторяю — я не возьму денег.

— А я все-таки настаиваю, чтобы вы приняли от меня деньги, — и Жозен вторично подала, к великому удивлению мисс Дианы, толстую пачку банковых билетов.

— Уверяю вас, что это невозможно, — сказала Диана, — нечего нам об этом и толковать. Позвольте отворить вам калитку.

— Хорошо, хорошо, — надменно ответила Жозен, — но знайте, что с этих пор я не позволю своей племяннице ходить к вам. Я не привыкла получать что-нибудь даром от других. Если ей нужно брать уроки, я добуду учительницу, но не такую гордую, которая считает унизительным брать деньги за труды.

— Неужели у вас хватит духа лишить нас радости видеть по временам «леди Джэн»? Мы так привыкли к девочке, — проговорила Диана, едва сдерживая слезы — Впрочем, это ваше дело.

— Я не хочу более позволять моей племяннице бегать целые дни взад и вперед по улице, — резко возразила Жозен — Я нахожу, что у нее и манеры даже стали хуже. Пусть сидит дома.

Сказав это, Жозен сухо кивнула головой и захлопнула за собой калитку.

С этого дня «леди Джэн» перестала появляться в домике мисс Дианы. Диана часто плакала, тоскуя по девочке. Любимое свое развлечение — музыку она совсем забросила. У нее не хватало духа открыть фортепиано.

Но вот как-то раз Диана совершенно машинально подняла крышку инструмента и, присев на табурет, вполголоса запела любимую арию «леди Джэн». В ту же самую минуту за окном, обыкновенно закрытым ставнями, раздался знакомый детский голосок, совершенно правильно вторивший певице.

— Это она! Это «леди Джэн»! — крикнула Диана, быстро вскакивая с места; она на ходу опрокинула табурет и бросилась к окну, чтобы сразу распахнуть его.

Как раз перед окном появилась девочка с хорошо знакомой всем