Шрифт:
Закладка:
Последний приезд короля вальсов в Россию пришелся на 1886 год. Штраус давал благотворительные концерты в пользу Красного Креста и один-единственный раз дирижировал своей знаменитой опереттой «Цыганский барон» в Михайловском театре в Петербурге. Неизвестно, виделись ли бывшие влюбленные на этот раз, но одно несомненно: хотя бы раз Смирнитская должна была посетить благотворительный концерт в Конногвардейском манеже. К тому времени у нее уже было трое сыновей и скучный брак с военным юристом.
Ольга Смирнитская умерла в 1920 году, через восемь дней после смерти мужа, с которым прожила около 60 лет. Причину смерти называют по-разному: одни говорят, что простудилась на похоронах мужа, другие утверждают, что не перенесла потери. Но все эти годы, ясно сознавая, что переписка с великим композитором, хоть и надежно спрятанная в доме подруги, постоянно является угрозой ее браку, лишиться этих писем так и не смогла. То ли воспоминания о яркой и сильной любви были слишком сильны, то ли понимала, что уничтожить такую переписку было бы кощунством.
Хойо Курино. Куртуазные истории морской раковины
Жил-был художник один. Домик имел – традиционный японский дом, выстроенный более ста лет тому назад, – с изогнутой крышей и высоким коньком над ней, с причудливым японским садом, где традиционно изысканно выгнулись японские деревца, с бумажными раздвижными перегородками вместо дверей и специальной комнатой для чайной церемонии. А вместо холстов в доме художника жили большие и красивые морские раковины, на внутренней стороне которых он писал немеркнущими красками свои фантазии.
Много лет назад, на последней большой войне, художник – а тогда молодой летчик военно-воздушных сил Японии – вылетел на разведку. Под крылом его самолета вместо снарядов, как обычно, была закреплена специальная кинокамера… В тот день ему не повезло: в воздухе завязался настоящий бой, и американцы его сбили. В строй он уже не вернулся. А когда выписался из госпиталя, вместо пары рук, с помощью которых он до войны писал акварели, осталась всего одна. К счастью, правая…
Хойо Курино не любил говорить о минувшей войне и никогда о ней не писал ни картин-воспоминаний, ни картин-предупреждений. Он с тех пор вообще не писал больших полотен. Только миниатюры – на створках прекрасных раковин. На нижней створке – сюжет, взятый из японской истории, на верхней – посвященная ему танка. Работы выразительны и внутренне экспрессивны, хотя поначалу вполне могут показаться лишь элегантно-безмятежными. Но элегантность и изысканность – вообще две основные составляющие его жизни и творчества. И сами отливающие жемчужным блеском раковины, и непременные золотые волны по верхнему и нижнему краю каждой работы, и утонченные лица, и силуэты героев, и солнечные блики в листве дерева, выписанные тончайшей кистью, – все это дышит. «Гэндзи-моногатари», по мотивам которой Курино-сан создавал свои картины, общепризнанный в Японии литературный памятник. Временем его создания называют XI век. «Моногатари» в переводе с японского означает «повесть», хотя на самом деле «Гэндзи-моногатари» – это композиционно сложная, многослойная, длинная, но живая и увлекательная история любовных конфликтов двух поколений мужчин из знаменитой аристократической семьи Гэндзи.
В книге немало элементов народных преданий и сказок, от которых ведут свое происхождение более ранние японские моногатари. Но в отличие от них нет изображения чего-то сверхъестественного и необычного. Просто и доступно, в реалистической манере скрупулезно описывается повседневный быт японской аристократии того времени. Современниками «Гэндзи-моногатари» рассматривалась всего лишь как развлекательное чтиво для женщин и детей, нынешними японцами – как образец национальной классической литературы. И сегодня книга эта, несмотря на ряд претензий, предъявляемых ей литературной критикой, обладает такой притягательной силой, что захватывает сердца и женщин, и детей, и художников.
На персональных выставках Хойо Курино его раковины располагались на высоких подставках, чтобы посетители могли и любоваться миниатюрой, и читать танка. Работы его стоят дорого, но в богатой и благополучной Японии высокая цена – не помеха, успеху она только сопутствует. А еще больше раковин уплывает за океан, в частные коллекции. На выставке в 2000-м году, одной из последних, которую я застала, было продано сразу четыреста раковин. Уложенные в коробочки из светлого дерева, укутанные в желтую мягкую ткань, они предназначаются тем, кто любит и ценит Красоту в Искусстве. Каждая проходит долгий – два года! – период подготовки, слой за слоем грунтуется, лакируется, прежде чем мастер коснется ее кистью. А впереди ждет еще более долгая (господин Курино утверждал: как минимум 300 лет) жизнь на радость людям.
Искусство, которым так замечательно владел художник, исконно японское и достаточно древнее, первые расписанные с помощью красок и лака раковины представлены в музее знаменитого сёгуна Токугавы в Нагое и датируются Х веком. Но сегодня в Стране восходящего солнца этим профессионально занимаются лишь четверо художников. И как говорят сведущие люди, Курино-сан – лучший из них. А вот среди дилетантов роспись раковин весьма и весьма популярна. Япония – удивительная страна еще и потому, что здесь и каждый взрослый, и каждый ребенок непременно имеют какое-нибудь хобби. Один из первых вопросов, который тебе обязательно зададут при знакомстве, будет звучать именно так: «А какое у тебя хобби?» Здесь – я просто уверена в этом – самое большое количество на душу населения всевозможных кружков, секций, обществ… Не входить по крайней мере хотя бы в одно из них – как минимум неприлично. Люди танцуют, поют, создают композиции из цветов и керамики, обучаются искусству оригами, изучают иностранные языки, играют на старинных национальных инструментах, расписывают раковины… И восхищаются работами больших мастеров, таких как художник Хойо Курино.
После торжественной чайной церемонии в старом доме, куда мы с мужем были приглашены, вдоволь напившись густой зеленой пены, вдоволь насидевшись на коленках, вдоволь насмотревшись на прекрасные творения, уже не чувствуя онемевших ног, я все же делаю попытку встать. Попытка не удается, и художник, которому, видно, стоит больших усилий не расхохотаться, поднимает с татами одну из уже рассмотренных нами деревянных коробочек с драгоценным содержимым, завернутым в мягкую ткань, и протягивает мне. «Время от времени будешь в нее заглядывать, – говорит он, – а потом также аккуратно заворачивать и укладывать в футляр». «Почему время от