Шрифт:
Закладка:
— Вот… поешь, Мишенька! — Люба… ну или тётя Люба, подхватившись из-за стола, сам отнесла мне холодца. Несколько натужно поблагодарив её, скептически уставился на трепещущий на тарелке холодец, и, вздохнув, потянулся за горчицей.
— А вон пирожки, — ткнул меня локтем отец, не переставая жевать, — с капустой, как ты любишь!
Пирожки — крохотные, на один укус, оказались выше всяких похвал… но вот грибов в них оказалось больше, чем собственно капусты!
Ем неторопливо, хотя молодой организм требует пометать всё в себя, как в топку. Выцеливаю глазами, а что ещё на столе интересного, почти не слушаю разговоры.
Все эти горы пирожков, пирогов, солёных и мочёных (кто бы сказал, в чём разница?!) грибов, рыбы и дичи, холодца и оливье — тазами, тазиками, всех разновидностей!
Отдельно, как редкий деликатес — копчёная и полукопчёная колбаса.
— … в городе была, через Нинку достала… ну Добрынину! — хвастается мать, в подробностях рассказывая всем желающим колбасный эпос. В нём фигурировали слова «достать», «договориться», «очередь» и «в одни руки», и судя по всему, присутствующие прекрасно понимают маму…
… но не я!
— Давайте выпьем за Мишу! — подал голос дядя Витя, уже слегка нетрезвый, с очень блестящими глазами и воздетой вверх рюмкой.
— В самом деле! — спохватилась мать, — О Мише и Светочке совсем забыли! Ну, ребята… с окончанием учебного года вас!
Заранее морщась, она подняла стопочку и пригубила её, тут же поставив на стол. Зазвучали пожелания… и я заметил, что в отличии от мамы, другие женщины хоть и отстают от мужиков, но пьют вполне исправно.
— … Светочка невеста уже! — хвасталась её мама соседке, — По дому всё делает, хлопочет! Пчёлка! С младшей посидеть — просить не надо, я иногда даже ревную, Ленка к ней на руки охотней идёт, чем ко мне!
— И без троек! — подскочил мужичок не из нашего барака, подночёвывающий иногда у Светкиной матери.
— Да, да… — закивала женщина, — В этом году без троек! А Миша как?
— Русский и литература — тройки, — вздохнула мама, — Ленится! Учительница говорит, что тему знает, но пишет неряшливо, помарок много.
— Да… — закивала одна из женщин, — почерк — первое дело!
— Зато Миша в олимпиадах участвовал! — парировала мама. Но в итоге, мнение соседей сошлось на том, что почерк мне стоит подтянуть, ибо это — первеющее дело! По почерку о человеке судят, так-то!
— А что на танцы-то не пошёл? — задал бестактный вопрос сидящий напротив Серёга Ткачёв, молодой парняга, только недавно отслуживший в армии.
— И правильно, — ответил отец вместо меня, — Какие танцы!? Из больницы человек только вышел, да и вон… уже в приключения вляпался. Спина болит, ногу потянул, а на физиономии чёрт те что! То-то радости — придти, да в уголочке постоять, на других глядючи!
— Ну не знаю, — за каким-то чёртом возразил ему парень, — мы в армии…
Завязался разговор, и по некоторым оговоркам стало ясно, что случившееся на карьере уже не секрет. Может быть, подробности ещё не разошлись по Посёлку, но в целом… Да и за подробностями дело не станет!
Настроение снова качнулось вниз — так, что еда в тарелке стала напоминать варёный картон, будто снова вернулся ковид. Внимательный и какой-то виноватый взгляд отца…
… делаю вид, что ничего не понял, и продолжил есть через силу.
«— Интересный феномен, — вяло думаю я, цепляя вилкой хрустящий грибок, замаринованный целиком, — По сути, это ведь к лучшему, так? Проще будет подтолкнуть родителей уехать из Посёлка. Наверное, чуть ли не месяц уговоров и капанья на мозги сэкономили… Да, не меньше! С другой — всё равно неприятно! Да ещё как…»
Помянув недобрым словом советский коллективизм, в котором больше всего ощущается не поддержка товарищей, а чувства локтя в подреберье, я малость отошёл, и настроение вновь качнулось вверх. У еды появился вкус, а у меня пропало желание выплеснуть раздражение каким-нибудь противоправным способом.
Утолив, тем временем, основной голод, я принялся не сколько есть, столько наблюдать, чувствуя себя этнографом. Не сказать, что наблюдать разного рода сценки так уж интересны, но… а куда я, собственно, денусь?!
— Чёрный во-орон… — не то пропел, не то простонал кто-то, — что ж ты вьёшься, над моею голово-ой…
— Ты добычи не дождёшься… — подхватило несколько голосов.
Вздыхаю…
— Ну! — отец толкнул меня в плечо, — Твоя любимая! Подпевай!
* * *
— Вот не хотел же обжираться, — ворочаясь без сна, бурчу себе под нос, — и опять!
Живот набит так туго, что даже дышать немного тяжело… Дорвался, что называется.
В прошлой жизни… чёрт, звучит-то как! Но да… в прошлой жизни у меня не было привычки переедать, а здесь… чёрт его знает!
Но вкусно, да… Даже холодцы, уж на что я не любитель, но — понравились. Не то готовить в этом времени умеют лучше, что вряд ли, не то у молодого тела другие вкусовые пристрастия… Не знаю!
Но очень, очень неплохо! Налегал в основном на всякие пироги и пирожки, «Наполеон» и домашние коржики, всевозможные печенья. Вкусно, с ума сойти!
А теперь вот заснуть не могу, хотя время уже подползает к полуночи.
— Ва-ань… Ваня! — слышу шёпот матери и морщусь, представляя… то самое. Вот же ж… взрослый, казалось бы, человек, но оказавшись в теле подростка, я унаследовал и подростковые реакции на многие вещи.
Отец заворочался, перестал всхрапывать, но упорно не желает просыпаться.
— Ва-ань! — слышу голос матери и скрип кровати, явственно представляя, как она расталкивает супруга.
— А?! — довольно громко вскинулся он, — Случилось чо, Люд?
— Да тише ты! — зашикала на него мама, — Мишку разбудишь!
— Ага… ладно, чего хотела? А может… — послышались звуки возни.
— Да погоди ты… погоди, сказала же! Дай сказать!
— Ага… Сейчас, погодь… закурю, а то мозги спросонья ни черта не соображают.
Чиркнула спичка и по комнате поплыл запах табака.
— Пассивное курение, — шепчу одними губами, закатывая глаза, — Нет, нет слышали!
— Вань, ты слышал вчера, как Светка вскинулась, когда Мишку женихом назвали, а?
— Ну…
— Во-от… недавно ещё краснела и бегала за ним, только бы на глаза лишний раз попасться. Ну и так… то пирожками угощала, что сама
