Хоть куда-нибудь.

Подальше отсюда.

А потом он услышал стук башмаков — кто-то стряхивал с них снег прямо на большую тряпку возле кухонной двери; он услышал стук башмаков, которые оставили на снегу между домами-близнецами первые за день следы. И тогда вошли они, гурьбой ввалились в гостиную: миссис Элдерли с сединой у корней рыжих волос, мать Стеллы с запахом ванильного крема на всю комнату, позади — Вейт и его дочь Оливия, псевдосестра, приехавшая на рождественские каникулы. Вместе с другими гостями они желали друг другу счастья, пили шампанское и апельсиновый сок, и из этой толпы, заполнившей комнату до отказа, невозможно было выбраться.

Адриан тоже стоял тут.

Стоял.

Ухватившись рукой за ветвь серебристой ели, оглохнув, чувствуя, как лицо покрывается красными пятнами, осознавая, что не придумал путей отхода — а теперь их нигде нет, нигде нет этого проклятого Бога! «Стелла! — мысленно крикнул он и почувствовал серебристую еловую боль в руке. — Стелла Мараун!» Но ничего не изменилось.

Стелла не пришла.

Как назло, псевдосестра громко объявила об этом — будто остальные были не в курсе. Манера говорить самые мерзкие гадости с приветливым лицом была у нее с самого начала, когда она только переехала с отцом в дом семьи Мараун; улыбка никогда не сходила с ее лица, особенно если она комментировала высокий рост Адриана.

Собственно говоря, именно она заставила Стеллу начать собирать сведения о высокорос-лых штуковинах. Вплоть до недавнего времени та регулярно снабжала Адриана информацией о самых высоких небоскребах и горных вершинах — чтобы он мог спрятаться за этими цифрами, чтобы ни одна псевдосестра на Земле не причинила ему боль. Но у Стеллы больше не осталось для него никаких фактов о высокорослых штуковинах, и псевдосестра могла совершенно спокойно отпивать маленькими глотками шампанское и потом провозгласить:

Стелла просит передать всем привет и наилучшие пожелания. К сожалению, она лишена возможности лично сделать это, но…

ну да, она…

— Успокойся, Оливия! — оборвала ее на полуслове миссис, но было слишком поздно: Адриан наконец со всей силы дернул ветку серебристой ели, которую все это время сжимал в руке. И хотя он не опрокинул дерево, один из коллекционных стеклянных шаров все же упал.

Ах, плевать на то, что не было путей отхода — теперь они появились: расталкивая гостей, Адриан пробивал себе дорогу сквозь толпу. Краем глаза он заметил, как его отец, пожав плечами, обвел всех взглядом. «Ну, конечно, — подумал Адриан, — ни на что другое он не способен, только и может быть приветливым и подкладывать изюм под зад овечкам». Ведь он понятия не имел, каково было в этот момент его сыну, — Адриан знал это и ненавидел его. Он ненавидел здесь все: свою мать, которая от испуга одним глотком осушила бокал шампанского, эту глупую ненастоящую сестру, ему были безразличны даже миссис и качающая головой мать Стеллы. Адриан выбежал из гостиной и с силой захлопнул за собой дверь.

В коридоре он в нерешительности остановился, в его ушах все еще звучал громкий хлопок закрывшейся двери. В самой гостиной было тихо, вероятно, все оцепенели от неожиданности — плевать, Адриан хотел поскорее уйти в свою комнату. Он сделал шаг, еще один — и не смог сдвинуться с места: дверь у него за спиной распахнулась, кто-то ухватился за его свитер, и не отпускал его, и…

— Черт, отпусти меня, — выругался Адриан.

— Только если не убежишь, — сказала миссис Элдерли.

Адриан повернулся к ней:

— Ты можешь просто оставить меня в покое?! Иди к Стелле, иди к своим безмозглым новым друзьям!

— Ты думаешь, Стелле хорошо живется, да? — спросила миссис и посмотрела на Адриана с некоторым пренебрежением.

— А что мне еще остается думать?

— Стелле тоже нелегко. Как ты себя ведешь? Что ты ей наговорил? Тебя нет рядом, ты просто пропал.

— Я не пропал! — напустился Адриан на миссис. — Это Стелла пропала!

— Ах, Метр девяносто!

Немного помолчав, миссис сказала:

— Если бы ты поговорил с ней. Если бы ты мог ей сказать, что ты в нее…

— Что я что? Послушай, прекрати. Прекрати!

— Адриан, все переживают за тебя. И у нас в доме, поверь мне.

«Они говорят обо мне?!»

Адриан почувствовал отвращение при мысли, что Марауны обсуждали его за кухонным столом, что они жевали, пили и время от времени приговаривали: «Да, этот бедный безобразный парень, он даже не может взять себя в руки», — и никак не могли понять, почему он себя так ведет. Возможно, иногда вместе с ними сидели люди, которые его вообще не знают, но тем не менее не упускают возможности вставить свое словцо: «Действительно, если одновременно у всех начнут сдавать нервы, к чему это приведет!»

— Не могли бы вы обсуждать что-нибудь другое?! — крикнул Адриан. — Ведь вы ничего не понимаете! А до вашей Стеллы мне вообще нет никакого дела!

Адриан хотел отвернуться, но миссис крепко держала его за свитер, возможно для того, чтобы тот стал по-модному растянутым.

— Поговори со Стеллой, — сказала она. — Поговори наконец! Метр девяносто, пожалуйста.

Адриан вырвался, быстро вбежал в свою комнату и уже хотел снова громко хлопнуть дверью. Но в последний момент он придержал ее и закрыл осторожно, почти утешившись тихим щелчком.

ГЛАВА 14

Ночь — как долго она длилась? Адриан проснулся и понял, что лежит на тысяче бумажных простыней — измятых клочках бумаги, которые никто так и не убрал. На нем были наушники, но он не подсоединил их к небольшой стереосистеме, голубая лампочка которой ярко светилась в темноте. Теперь он снова вспомнил, что вечером слушал Tallest Man, и все страдания певца с голосом Микки-Мауса слишком глубоко проникли в его Душу.

Адриан не знал, пытался ли кто-нибудь после его ухода проверить, как он. Даже если к нему и приходили, он ничего не слышал. Дверь его комнаты была все время заперта на ключ, а в его ушах звучал голос Tallest Man, и внутри у него все вибрировало, кричало и бранилось.

Сейчас в доме было тихо. Гости, должно быть, уже давно уехали, и до Адриана не доносился даже отдаленный звон колоколов, сопровождавший ночное богослужение. И в комнате, и за окном было темно хоть глаз выколи, и повсюду царила мертвая тишина. Адриан приподнялся, он замерз до костей — у него были самые холодные кости на свете.