скорее наоборот. Для меня невыгодно, чтобы он получил ваше имущество.

— Хорошо, я согласен выплатить запрашиваемую вами сумму, — сказал Буткус, — но у меня есть условие.

— Вот как? — удивился я. — И что же это за условие?

— У меня есть возможность получить хороший контракт на модернизацию парка бронеходов княжеской дружины, но с этим есть проблема. Я стал подданным княжества относительно недавно, и мой гражданский статус не позволяет быть генеральным подрядчиком оборонных контрактов. Я хотел бы поделить этот контракт с вами — вы бы выступили как генеральный подрядчик, а я — как субподрядчик.

До чего же шустрый деятель! Сразу решил две проблемы — и как получить контракт, который ему в принципе не светил, и как гарантировать, что я его точно не сдам Лесину. Не в том мире он родился, ему бы к нам в девяностые. Он был бы там как рыба в воде — мочил бы конкурентов, кидал бы партнёров и был бы уважаемым бизнесменом. Да какое там бизнесменом — олигархом! Все задатки налицо, лишь бы самого не замочили, а то там таких шустрых был каждый первый.

Впрочем, на другой стороне океана он процветал бы как минимум не хуже. Всё-таки мы, промышленники, народ в какой-то мере приземлённый и связанный какой-никакой этикой. Ему бы лучше в финансисты, где моральные принципы только вредят, а простор для фантазии никак не ограничен. Сидел бы он в офисе на Уолл-стрит, изобретал бы новые деривативы[16], обирал бы инвесторов и просто подвернувшихся под руку, и рассуждал бы о свободном рынке и демократических ценностях.

Но вот где такому человеку точно не место — так это в политике нашего княжества. Я уверен, что он сумеет развернуться, если дать ему такую возможность, но я не собираюсь позволить подобным людям получить какую-то власть там, где живу я и мои родные. Мне хватило моего прошлого мира.

— Ну что же, почтенный Айдас, у меня нет принципиальных возражений, — согласился я. — Обсудите детали с госпожой Кирой. Но должен сказать вам одну вещь: не пытайтесь получить дворянство. Я твёрдо уверен, что нашему княжеству не нужен дворянин Буткус, и если дело пойдёт к этому, то я вас просто убью. Князь, конечно, будет недоволен, но я полагаю, что смогу уговорить его простить мне эту маленькую шалость. Я вас предупредил.

* * *

Зайка терпела несколько дней. Я видел, что она разрывается между желанием спросить и стремлением понять самой, но старательно этого не замечал. Наконец она не выдержала:

— Господин, почему Буткус отделался так легко?

— Это ты называешь легко? — удивился я. — Он заплатил нам миллион, да и развлечения Лены обошлись ему очень недёшево. Ему нужны десятилетия, чтобы вернуть свои возможности. На кредитных деньгах подняться не так просто, сама знаешь.

— Деньги — это всего лишь деньги, — настаивала Зайка.

— Только до определённого предела. Миллион — это уже далеко не «всего лишь деньги». Но я понимаю, о чём ты говоришь: он жив, здоров, и даже остался влиятельным промышленником — вместо того, чтобы просить милостыню или даже гнить в болоте.

— Да, именно это я и имела в виду, — согласилась Зайка.

— Ты считаешь, что я поступил неправильно?

— Нет, я уверена, что вы поступили правильно. Я просто хочу понять, почему это правильно.

Что мне в Зайке больше всего нравится, так это её стремление учиться. Все люди делают ошибки, даже те, кто считают себя очень умными (эти, кстати, ошибаются особенно часто), но мало кто учится на своих ошибках. На чужих не учится никто, что бы там ни утверждали на этот счёт разные деятели[17]. Зайка своих ошибок никогда не повторяет, и это большая редкость.

— Идти до конца и добивать врагов — это правильная тактика в обществе дикарей, где каждый за себя, и где законом является «Убей или умри». Наше общество сложнее, и к дикости относится плохо. Для всех нас, членов общества, очень важно, чтобы оно одобряло наши действия. Мы можем добивать врагов только в том случае, если наше общество, а для нас это прежде всего дворянство, признаёт за нами такое право. Если же мы начнём проявлять чрезмерную жестокость… на первый раз мы потеряем многих друзей, а наши враги усилятся. На второй раз при упоминании нашей фамилии люди начнут морщить нос. На третий раз мы станем изгоями, а потом нас при случае раздавит более сильная семья, и ни один голос не раздастся в нашу защиту. Общество от таких членов рано или поздно избавляется… любое общество, понимаешь?

— Кажется, понимаю… — неуверенно сказала Зайка.

— В конфликте самое сложное — это определить границу, на которой нужно остановиться. Если мы отреагируем слишком мягко — нас посчитают слабаками. Если слишком жёстко — мы будем выглядеть отморозками, и я даже не знаю, какой из этих вариантов хуже. И границу эту увидеть очень непросто — со стороны её видно хорошо, а вот когда ты сам участвуешь в конфликте, то очень легко увлечься и перейти черту.

— Но ведь была история с Тверским, и там мы не сдерживались.

— Там другое. Преступная организация набралась наглости напасть на аристократическое семейство — естественно, симпатии дворянства были целиком на нашей стороне. Каждый ведь примерял эту ситуацию на себя. И даже так общество восприняло нашу резкую реакцию неоднозначно… мы здорово рисковали, хотя дело того стоило. А будь это не бандиты, а обычный простолюдин, да тот же Буткус, к примеру — нам бы это с рук не сошло, князь сделал бы из нас показательный пример. И заметь ещё, что тогда мы были слабыми, а слабым многое прощается. Сейчас нам, наверное, и бандитов бы не простили.

— То есть получается, что мы Буткуса уничтожить не могли?

— Почему же не могли? Могли, достаточно было убедить общество, что мы в своём праве. Запустить кампанию в прессе, обмазать его грязью, вытащить наружу его старые грешки. Но зачем бы нам это было нужно? Это же время, силы, деньги, в конце концов. И что взамен? Мы не получили бы никаких выгод, уничтожив его. Зато сейчас мы, по сути, заставили его работать на нас, и вряд ли он рискнёт ещё раз попытаться нам навредить. И заметь, что дворянство горячо одобрило, как мы поставили на место зарвавшегося простолюдина. Мы получили в этой истории максимум — деньги, популярность, уважение, и при этом у нас даже врагов не добавилось.

Мы действительно получили много. Детали конфликта и его причины — разумеется, без предыстории с Лесиными, — очень быстро