Инсинуации относительно курения мы категорически отвергли, что, впрочем, уже мало кого интересовало. Что, возможно, неаккуратно закрыли дверь, мы согласились и попытались протолкнуть мысль, что, может быть, в силу непреодолимого желания попасть в отхожее место, Юрий Алексеевич вбегал слишком стремительно и сам врезался в дверной косяк, но идею эту совместно забаллотировали директриса и завуч. Тогда мы отошли на заранее подготовленные позиции и признали, что, действительно, дверь закрывали, скорее слегка притворили потому, что дуло в окно, а все боятся простудиться, скоро экзамены за восьмой класс, и, возможно закрывая дверь, пихнули её излишне интенсивно, но сделали это не злонамеренно, так, чисто по дури. Но, что в дверь входит Юрий Алексеевич, мы не видели, правоту нашу может доказать натурный эксперимент, для чего завуча нужно поместить в дверной проём, и тогда по характеру рассечения и месторасположению ссадины на черепе и соответствующему им положению тела горячо любимого завуча, который каждому из нас дороже отца и матери, станет ясно, что заметить мы его не могли. У меня этот тезис звучал особенно убедительно вследствие того, что отца родного я на тот момент в глаза не видел. Завуч от наших слов взбеленился так, что его пришлось отпаивать директрисе, а определять его дислокацию в дверном проёме сортира на момент соприкосновения с дверью, учитывая к тому же, что конфигурацию ссадин и шишек на лбу понять за бинтами невозможно, директриса посчитала ненужным и приступила к главному, спросила: «Кто бил по двери? – Когда мы возмущённо зароптали, сказала: – Хорошо, кто закрывал дверь?» – тут на нас напал столбняк, каждый помнил, что стояли и разговаривали, что дуло в окно, что решили закрыть дверь и что сам не закрывал. Поняв, что беседовать со всем кагалом нерезультативно, нас вывели в приёмную и стали вызывать по одному. Сговориться в присутствии секретарши не представлялось возможным, но и не сговариваясь, как потом выяснилось, все говорили примерно одно и то же. Да был, стоял, разговаривал, не курил, по двери не бил, кто её закрыл, или не видел, или не знаю, или не обратил внимания. Потом собрали учителей, о чём-то долго совещались, взяли телефоны всех предков, домой отпустили часов в семь вечера, велели сообщить всем родителям, чтобы обязательно завтра были в школе. На другой день в школе накрутили родаков, чтобы выведали у нас, кто бил по двери, иначе выгонят всех к чёртовой матери. Мать орала на меня, но я сказал: «Выгонят, так выгонят», – не сдешевил никто, Серёгу не сдали. Школа притихла, до педсовета все ходили по струночке, слухи роились разные: и что нас отправят в колонию, что поставят на учёт в детскую комнату милиции, что отчислят всех, что оставят на второй год, какого только бреда не сыпали на наши непутёвые головы. Через неделю объявили решение педсовета – отчислить всех на одну неделю, надо представить себе нашу реакцию, нам завидовала вся школа, ещё бы, после такой провинности взять и с бухты-барахты предоставить недельные каникулы, пацаны ржали, что в школе уже очередь записана на предмет разбить лоб завучу. И щуку бросили в реку.

Хорошо, что не сдали, Серёга был правильный пацан. Как-то зимой в шестом классе он предложил поехать покататься на лыжах в Опалиху. Не помню, наверно, это была суббота, трасса была несложная, поэтому мне, ещё тому лыжнику, она была по силам. Побегали, походили, покатались с невысоких горок, когда устали, Серёга достал из небольшой торбочки термос, бутерброды, его обстоятельность подкупала. Он часто участвовал в наших играх и шкодах, дружба у нас как-то не сложилась, но приятелями мы были хорошими.

Экзамены мы со Славкой сдали преотлично – одни трёхи, мне, правда, мои трояки разбавили четвёркой по литературе. Вот тут у Славки созрела прекрасная идея – поступить в Калибровский техникум, вопрос, какие там можно было получить профессии, чему там обучают, у нас не возник, да и зачем нам это знать? Не задумались мы и о том, что сдав все экзамены в школе на трёхи, где в те годы задачей учителей всегда было тащить учеников за уши до окончания школы, чтобы не нарушать отчётность, как сказал кот Матроскин, на что мы надеялись при поступлении в техникум? Всё хорошо, прекрасная маркиза, мы забрали документы из школы и подали заявления. Сказать, что мы сильно удивились, не увидев себя в списке поступивших, будет ложью, но и сказать, что мы сильно огорчились, тоже будет враньём. Забрав документы, после небольшой дискуссии мы решили продолжить обучение в школе, чтобы потом штурмовать вершины высшего образования.

В прекрасном настроении я и Славка пришли в родные пенаты, чтобы сдать документы в канцелярию, на улице стояла жара, а в старинном здании нашей школы было прохладно, уборщица, моющая полы, не слишком обрадовалась нашему приходу, но мы пришли в милое нашему сердцу, можно сказать родное учебное заведение, сдать документы, какие могут быть препоны? Нашу оживлённую дискуссию прервал знакомый голос: «Что тут происходит?» Повернув головы, мы увидели выходящего из комнаты секретаря директора, нашего дорогого Юрия Алексеевича, лоб и скулу которого украшали багровые рубцы. Узрев нас, он с удивлением и плохо скрываемой неприязнью спросил: «Что здесь происходит?» Мы с трудом утаиваемой радостью от чудесного лета, от предвкушения праздника возврата в любимую школу и от встречи с самым лучшим завучем мира наперебой стали объяснять, что де принесли документы в школу, что мечта вернуться за любимые парты всё лето жгла наши детские души, а уж как рады видеть его, не передать словами. Доброе лицо дорогого Юрия Алексеевича вдруг приобрело свекольно-фиолетовый оттенок, очевидно, разволновался, тоже радуясь встрече, он как-то даже, как нам показалось, слегка поперхнулся или просто не сразу нашёл добрые слова приветствия двум, безусловно, не самым последним ученикам вверенного ему учебного заведения и вдруг, какой стыд, закричал, явно обращаясь к уборщице, перейдя с привычного бархатистого баритона на фальцет: «Гони их, гони их тряпкой!» – «Что за манеры, удивительное безвкусие, всё тряпкой да тряпкой», – очевидно, промелькнуло в голове уборщицы, когда она повернула удивлённое лицо к завучу, но завуч, протягивая к нам руку с указующим перстом, согнутым крючком, как Вий к студенту киевской бурсы, визжал: «Тряпкой их, по мордам тряпкой!» Начальство есть начальство, уборщица повернулась в нашу сторону, перехватила поудобнее своё орудие труда – сиречь тряпку, как кистень, и двинулась в нашем направлении. О времена, о нравы. Закрыть дорогу к знаниям двум