что ее репутация подорвана. И как тогда поступит?

— У вас все хорошо? — вслед за стуком послышался голос завуча.

Я потянул за цепочку и смыл воду.

В конце концов, кто из нас находится в более дурацком положении? Вот на самом деле? Десятилетний пацан, который поддался любопытству и зашел посмотреть, как тут поживает культ в его честь или взрослая женщина, случайно поступившаяся своими принципами в присутствии ученика?

Я открыл защелку и толкнул дверь.

— Здравствуйте, Мирослава Игоревна, — сказал я.

— Костя? — она растерянно посмотрела в сторону выхода, засомневавшись не перепутала ли этажи. Но вскоре вернула взгляд на меня. — Что ты здесь делаешь?

— Тряпку пришел смочить, — сухо ответил я.

— Тряпку? — нахмурилась она, осмотрев меня с головы до ног.

Не обнаружив куска ткани, покивала, сама додумав причину моего вторжения и сделала шаг назад, чтобы освободить дорогу.

— Ну допустим…

Но я не сдвинулся с места.

— Знаете, все в школе всегда восхищались вами. И мальчики, и девочки. Лично я пришел к вам потому, что мне казалось, что вы не боитесь некоторых, — я сделал акцент на последнем слове и еще раз повторил его. — Некоторых аристократов, которые, итак, считают, что все должны перед ними пресмыкаться.

— С чего ты взял, что я кого-то боюсь?

— Мне так показалось. Ведь сейчас вы разговаривали с Александром Николаевичем. Так?

— С ним, — согласилась она. — Но давай я тебе кое-что объясню.

Она взяла меня за руку и цокая своими каблуками вывела из туалета. Я не сопротивлялся. Ее духи вкусно пахли, строгая юбка плотно обтягивала бедра и это все несколько сбивало с толку. От ее прикосновения гормоны в моем теле забурлили, словно вместо крови по венам побежала кипящая лава.

Мы остановились в коридоре. Она стояла передо мной, демонстрируя свою изящную осанку и сцепив руки в замок.

— Трем процентам учеников нашей школы каждый день в голову приходит мысль о том, чтобы использовать магию за пределами учебного заведения. Тем самым подталкивая к тому, чтобы нарушить одно из самых серьезных правил, — сказала она. — Если каждый из них будет уезжать на Казачью заставу, к чему тогда мы прийдем?

Она не может сказать открыто, но я понимаю, что имеет в виду. Своевременная помощь таким ученикам поддерживает систему на плаву. Отшибленные на голову продолжают нарушать правила и уезжают на север, а те, кто предупреждение воспринимают всерьез — остаются.

— Ты молодец, что рассказал про Парфенова, — продолжила она. — Пока его не поймали за руку, у него еще есть шанс измениться.

Мне не хотелось это признавать, но завуч была права. Достаточно радикальный метод отправлять детей на Казачью заставу после первой провинности. Давая еще один шанс трудным подросткам и их родителям, она реально работает на благо общества.

Может уже к черту все? Отморозок больше не авторитет в классе. Меня он, вроде как, задирать перестал. Может доверить воспитание тому, кто и должен этим заниматься? Завучу. А самому сосредоточится на более серьезных делах. Например, подумать о том, как теперь помочь Машке выкарабкаться с больничной койки, а матери вернуть память. Или решить проблему Клаус. Это будет куда полезнее, чем пытаться отправить далеко и надолго своего главного врага, за которым, итак, следят.

Черт! Но разве я могу простить человека, из-за которого моя сестра чуть не умерла, а теперь лежит в реанимации? Он никогда не сделает нужных выводов, если останется безнаказанным.

— Но если Парфенов продолжит нарушать правила, вы накажете его? Несмотря на род и клан? — уточнил я на всякий случай.

Мирослава Игоревна кивнула.

— Именно поэтому сегодня я предупредила его отца. И именно из-за нашего сегодняшнего разговора, у тебя тоже не будет возможности избежать наказания, если когда-нибудь ты нарушишь хотя бы одно из правил, — завуч прищурилась и поправила очки на своем носике.

Я понимающе покивал головой.

— Ладно, — в конце концов согласился я. — Но вам следовало бы наказать еще тех незадачливых художников, которые травят Жанну всеми этими рисунками в туалете.

Мирослава Игоревна повернула голову в сторону двери, на которой был прицеплен значок с изображением девочки.

— Я хорошо знаю, как выполнять свою работу, — неожиданно строго ответила она. — А тебе уже пора возвращаться к своей.

Это было грубо. Мол, разговор закончен, пора идти дальше драить парты.

Я уже хотел уйти, но не смог оставить за завучем последнее слово.

— Тогда я пошел, — сказал я.

— Иди.

— Только еще одно, Мирослава Игоревна…

— Да?

Я окинул девушку неоднозначным взглядом с головы до ног.

— Вы всегда выглядите просто отпадно.

Затем я сунул руки в карманы и побрел к кабинету, где отчаянно трудился Пушкин.

Еще некоторое время мой затылок горел. Я чувствовал, как завуч смотрит мне вслед. Она была горячей штучкой и будь я повзрослее, можно было бы натворить таких дел, что нас обоих выгнали бы из школы.

Но сейчас она, наверняка, пыталась подобрать слова, чтобы поставить меня на место. Но ни одно правило не запрещало ученикам делать комплименты. Больше всего вопросов, наверняка, вызвал мой брошенный неоднозначный взгляд. Но и за него не судят. Какой женщине не приятен комплимент о ее внешности?

— Ракицкий! — она, наконец, придумала, как отбить мою подачу. — Как закончишь, с тебя все парты еще и на втором этаже!

Я обернулся и улыбнулся ей.

— Хорошо, — я пошел дальше и добавил себе под нос. — Пофиг. Это того стоило.

В этот день торопиться больше было некуда. Отец Парфенова вряд ли позволит своему сыну допустить ошибку.

Еще до того, как я закончил отмывать парты на втором этаже, со мной связались Клаус с Яблоньским. Они разложили новое положение дел.

Как я и думал, Кипяток сегодня блистал за «Торпедо», и моя бывшая команда вышла в плей-офф городского турнира. «Динамо» по разнице забитых и пропущенных голов тоже удалось это сделать. Это была хорошая новость. Ведь теперь у меня появился шанс сыграть завтра на турнире за ментов.

А вот слежка за электроником, как я и предполагал, плодов не принесла. Сразу после матча за ним приехал Парфенов старший и отвез того домой. И до пяти вечера, согласно магии поиска, Кипяток оставался там.

Я не стал мучать друзей и сказал им идти домой. Пообещав объяснить все при встрече. Конечно, Яблоньский начал сопротивляться, но в итоге мне удалось его убедить.

Когда я вышел из школы на улице уже стемнело. Я быстро собрал сумку Машке и увез ее в больницу. Как мне сообщила медсестра, состояние у нее оставалось тяжелое. Но она заверила меня, что через пару дней ситуация обязательно прояснится и попробовала