Ион, стараясь поменьше шуршать, каким-то эквилибрическим движением натянул на себя спальник. Дежурная забыла выключить фонарик, висящий под потолком, и в его тусклом свете Танюша разглядывала угловатые контуры его тела под жидким покровом. В сравнении с нею, походившей в спальнике на толстую сардельку, Ион казался просто тряпочкой, забытой между двумя спящими телами. В тот момент, когда случилось чудо (она и мечтать не смела о таком!) и Ион избрал для «внедрения» щель именно между нею и Серегой, Танюша перевернулась на бок и что есть силы вжалась в спину Игорька, боясь пошевелиться — как бы Ион не передумал. Она и сейчас едва переводила дух, чтобы не стеснить его движением грудной клетки. Спасибо, Господи! Спасибо, что сделал такой негаданный подарок. Ион, Ионушка, солнышко! Он здесь, рядом с ней! Она всю ночь будет ощущать рядом тепло его тела. Да это, можно сказать, почти что замужество. Разве что муж не знает, что он муж. Какое счастье, что есть поход, что есть шатер, и что он такой тесный!

Игорек, притиснутый к стенке шатра, недовольно охал, но засыпал — тяжелый день брал свое. Ион тоже лежал на боку, не зная, как расположить в условиях отсутствия места свое самое широкое сечение — плечи.

— Танюш, — шепотом позвал он, думая, что она спит.

— Да-да? — поспешно отозвалась она.

— А можно я руку под тебя положу? Чесслово, я приставать не стану, хе-хе. Просто хочется на спину лечь. Ты тоже, я смотрю, на жердочке висишь. Давай-ка вот так…

Танюша уже даже не благодарила Бога: она затаила и дыхание, и мысль, боясь спугнуть свое счастье. Ион выпростал из спальника руку, просунул под голову Танюше, а потом свободной рукой помог ей поудобнее расположиться на своем локте. Участвовать в подобной необязывающей походной близости, продиктованной теснотой, Танюше было не впервой; мужчины обычно фиксировали ее вежливыми шутками, а затем засыпали, чтобы никогда более не вспомнить. Но Танюша помнила долго, и долго не могла уснуть на чужой руке, которая в этот момент была символом всех в мире мужских рук, прекрасных и недосягаемых. Но сейчас все было по-другому. Хотя бы потому, что это было сейчас. И потом, что это был Ион. Танюша, наконец, решилась поднять глаза повыше и пошире вздохнуть. В поле зрения в сумраке попадала шея Иона и острый подбородок. Ниже шеи угадывался полурасстегнутый ворот флисовой кофты. Еще ниже — край тонкого спальника и вторая рука. От шеи пахло табаком, потом и сажей. Танюша жадно вдыхала этот волшебный запах. Она знала, как и знала много раз до этого, что Ион и близко не чувствует того же, что она; скорее всего, измученный дневными трудами, он заснет через пару минут, если еще не спит. Но ведь главное — это то, что чувствует она. Ведь это человек — мера всех вещей, правда? Если она вообразит, что лежит на плече у своего мужа, то в данном конкретном участке пространства-времени оно так и будет. Неважно, что этот участок потом исчезнет без следа и никто, кроме Танюши, не узнает ее тайны. Главное, что все это есть сейчас, и уже никто это у нее никогда не отберет.

— Гм, тебе там не тесно? — раздался шепот у самого ее уха.

Оказывается, он не спит! Танюша сразу испуганно сжалась.

— Нет-нет, что ты. Мне хорошо.

— А то боюсь, ты как-то неудобно лежишь. Ты не стесняйся, прям наваливайся на меня. Вот так, давай. А то пришел такой Ион неучтенный, и всех раздавил. Нехорошо, хе-хе.

Танюше страшно хотелось еще услышать его шепот в ухе, и она не выдержала, чтобы не продолжить разговор.

— А тебе не холодно? У тебя такой тонкий спальник. И ты даже не переодевался. Как был, в сыром залез…

— Да ты что? Меня ж со всех сторон греют. Ты да Серега. — Он опять говорил ласково, как с маленьким ребенком.

— А у меня вот три флиски одеты, две пары теплых носков и двое штанов, — прошептала Танюша.

Она думала насмешить Иона своей непомерной холодобоязнью и тем самым сделать скрытый комплимент его аскетизму. Но он не заметил ее стараний и отреагировал очень серьезно, как любящие родители реагируют на потребности своего чада.

— Все правильно. Ты же девушка. У девушек теплообмен по-другому устроен.

Как именно он устроен, из этого не было понятно. Ясно было лишь то, что Ион уважает право женщины на любое укутывание, даже абсурдное.

— Если тебе холодно, я могу тебя еще своим спальником прикрыть.

Танюше не было холодно. Ей было чудесно. Но она ни за что не стала бы мешать Иону в его замечательном проекте. Он слегка пошевелился, расстегнул до пояса свой спальник (точнее, тряпочку с жалким синтепоновым подбоем) и прикрыл его краем толстый кокон Танюши. Рука его осталась на танюшином плече, чтобы покров не сползал. Это было совершенно естественно, и не таило в себе никакого эротического смысла, кроме желания помочь. И сам Ион, ласковое солнышко, что светило всему миру, наверняка не уловил в этом движении никакого двусмысленного подтекста, думала Танюша. Однако она теперь и вовсе не смела шелохнуться, чтобы не показать, что ей неудобно и что она желала бы, чтобы рука Иона ушла с ее плеча. О нет, рука, умоляю, останься!

Разговор иссяк, а ей так хотелось услышать от него еще чего-нибудь! Сказать «спокойной ночи»? Это хорошая мысль, но она получит аналогичный ответ, и после этого продолжать будет уже неуместно. Что ж придумать?

— Спасибо тебе, что ты меня сегодня вытащил. Без тебя я бы замерзла.

Это уже был намек на сказочные взаимоотношения, когда герой, спасший героиню, непременно на ней женится. Танюша спохватилась слишком поздно. Горячей волной нахлынул стыд, и кожа покрылась потом.

— Ничё-ничё, обращайтесь, если надо! — нарочито небрежно ответствовал Ион. — Ну, спокойной ночи.

Он первый закончил разговор; это кольнуло Танюшу. Однако следом он как бы невзначай сильнее обхватил рукой ее плечо. Она поддалась и оказалась еще на пару сантиметров ближе к нему. Теперь шея Иона была почти у самого ее носа, а небритый подбородок шуршал о ее шапку. Простодушие его последней фразы было деланным, поняла она. Он не может не чувствовать двусмысленность. Он совсем не прост. У костра он цитировал французского философа Бодрийяра. А еще, помнится, читал стихи какого-то неизвестного символиста. Или нет, это Петя начал читать, но забыл продолжение, и Ион с готовностью пришел на помощь, не переставая махать топором… Нет, он очень непрост, хоть