Шрифт:
Закладка:
– Нет, но я могу прочитать твое… э-э… – он в нерешительности умолкает и снова кашляет. – Твое… ну…
– Твое белье, – приходит ему на помощь Лильян. – Ты что-то написала на нем?
У меня перед глазами проносятся воспоминания о моем отце и Ингрид, и я ощущаю эти воспоминания, вплетенные в узелки на моей нижней юбке.
– Извини, – тихо говорит Якоб. – Честное слово, это вышло случайно.
Я заливаюсь румянцем и скрещиваю руки на груди, точно защищаясь от чего-то и чувствуя себя более обнаженной, чем если бы предстала перед ним вообще без одежды. Теперь я понимаю то странное выражение, которое возникло на его лице, когда вчера вечером он поймал меня за талию на пруду, чтобы я не упала. Понимаю, почему после этого он так неожиданно передумал. Хелена не хотела знать, что случилось в шахте. Но после единственного прикосновения Якоб, вероятно, понял, что мне нужно это знать.
– Кажется, у нас осталось не больше пяти минут, – напоминает нам Лильян. – Расскажи ей о некрологах, – эти слова срываются с ее губ, словно пар в морозную ночь.
– Обвал погубил примерно половину шахтеров, работавших в тот день, ведь так? – говорит Якоб. Навалившись на лесенку, он передвигает ее к следующему разделу. – Однако им так и не наняли замену. Я видел записи в журналах. За прошедшее с того времени десятилетие работники в шахтах практически не сменялись. Там так и работает все та же горстка людей, оставшихся в живых.
– И был еще один шахтер, который не работал в тот день, – добавляет Лильян.
– И, как оказалось, он тоже умер в ту же самую неделю, – Якоб сглатывает, пока его пальцы скользят по корешкам книг, словно по клавишам фортепьяно. – Полагаю, это может быть просто совпадением.
Но по моей спине пробегает характерный холодок. Я испытываю подлинный, глубинный страх, намек на что-то, таящееся под самой поверхностью. Нужно лишь приподнять верхний слой, дабы увидеть, что же это такое.
– Три минуты, – говорит Лильян, выглядывая в окно сквозь щель между шторами.
– Нашел, – выдыхает Якоб, хватая книгу. – «Плиний Старший и Теофраст – о древней науке ботаники», – он соскальзывает с лесенки, кладет книгу на стол и раскрывает ее.
Между страницами спрятан лист бумаги с нарисованной на нем картой.
– Вот чертежи, которые Хелена поручила мне изучить. Я просмотрел все книги в этой библиотеке, касающиеся устройства шахт: о крепях, опорах и вентиляции. И вот что обнаружил: сказано было, что кровля обвалилась вот здесь, – он указывает на карту. – Но это невозможно. Физически. Вот из-за этой крепи камни упали бы в другую сторону. Чтобы вышло так, как вышло, это должно было быть сделано намеренно. Посредством какого-нибудь взрыва.
Меня подташнивает. Я делаю глубокий вдох и крепче обхватываю себя руками, глядя в стену.
Якоб тихо произносит у меня за спиной:
– Я подумал, что ты заслуживаешь того, чтобы узнать правду. Если бы это был мой отец, мне бы тоже хотелось знать.
Лильян подходит ко мне и осторожно касается моего плеча.
– С тобой все в порядке? – спрашивает она.
Мой отец, по всей видимости, был убит. И судя по тому, что он сделал с банковскими счетами, судя по письму, оставленному им Ингрид, я предполагаю: он знал, что это грядет.
Снизу доносится приглушенный раскат смеха – несомненно, это смех Филиппа.
Моя рука сжимается в кулак.
– Я хочу знать, что случилось в тот день в шахте, – в моем голосе слышится стальной лязг. – Ты можешь сохранить эти чертежи еще на некоторое время?
Якоб кивает и прячет бумаги обратно в книгу.
К тому времени, как мы запираем библиотеку и возвращаем на место похищенный у Нины ключ, я принимаю еще одно решение.
Филипп Вестергард повезет Еву в Копенгаген только через мой труп.
Когда на следующее утро Хелена зовет меня в свою комнату и требует пошить еще два – более строгих – платья для нее и Евы, я сразу же понимаю, зачем они ей нужны. Поездка на балет вместе с Филиппом. Хелена требует, чтобы платья были готовы. На грани моего восприятия маячит что-то, похожее на предупреждение. То, что случилось в тот день в шахте, вполне могло умереть вместе с Алексом. В конце концов, копями Вестергардов управлял тогда именно он. Но до тех пор, пока я не узнаю, что же на самом деле случилось с моим отцом – и, самое главное, почему, – я намерена не сводить взгляда с Филиппа Вестергарда.
И это означает, что мне нужно тоже получить приглашение на балетное представление. А если этого не удастся, то… возможно, помешать Хелене и Еве попасть туда.
В день спектакля я вхожу в комнату Хелены сразу после полудня, поднимаю перед собой на вытянутых руках готовое платье, и оно расправляется, бусины стучат по деревянному полу, словно град. Я вижу довольное выражение лица Хелены, но, когда она подходит, чтобы забрать у меня платье, я деликатно придерживаю его.
– Госпожа Вестергард, вы упоминали, что когда-нибудь, возможно, захотите, чтобы я пошила для Евы балетное платье, верно? – спрашиваю я.
Она кивает.
– Я никогда прежде не бывала на балете. И, если увижу, как ткань движется на настоящих балеринах, возможно, в будущем это пригодится. – Откашливаюсь и стараюсь говорить ровным, рассудительным тоном: – Я могла бы купить билет на свое жалованье.
Билет в нижний партер, где находятся стоячие места для слуг, рабочих и клерков.
Хелена моргает, и я впервые с удивлением вижу теплоту в ее взгляде, устремленном на меня. Как будто она вспоминает, что такое быть сиротой, – впервые за долгое время.
– Да, это хорошая идея, – вслух размышляет она. Потом берет у меня платье и осматривает швы. – Возьми с собой Лильян, – указывает она. – Я заплачу за билеты. Можете считать это обучением. У меня есть работа для вас обеих.
Я прячу торжествующую улыбку и несколько минут спустя, вернувшись в кухню, ухитряюсь плюхнуть в свою миску полный половник ароматного говяжьего жаркого с винной подливой прежде, чем Дорит забирает кастрюлю.
– Лильян, – говорю я, черпая жаркое ложкой, – ты когда-нибудь ездила на балет?
– Конечно, – фыркает она, – в летучей карете, сделанной из лакрицы, когда король Франции приезжал с визитом.
– Так вот, я раздобыла нам два билета, – продолжаю я, отрывая кусок хлеба и макая его в подливу. – Мы едем сегодня вечером.
Рот у нее приоткрывается сам собой.
– Погодите, какая-то портниха, которая работает тут без году неделю, уже едет на балет? – вслух вопрошает Лара, оттирая тарелки и бросая в мою сторону злобный взгляд. – А я что, рубленая редиска?
– Это дела госпожи Вестергард, – обрывает ее жалобы Нина. – Если тебе так хочется томиться по этому поводу, Дорит может засунуть тебя в кастрюлю.
