Шрифт:
Закладка:
Как и предполагал Хьюитт, в коридоре они встретили мистера Меллиса. Это был худощавый, костлявый, смуглый и немного сутулый человек около тридцати пяти лет. Мистер Креллан свирепо набросился на него:
– Итак, сэр, чего вы хотите?
– Мистер Креллан, это очень необычный вопрос, – удивленно ответил мистер Меллис. – Это дом моего покойного дяди. Я точно так же могу спросить, чего хотите вы.
– Я здесь, сэр, как душеприказчик мистера Холфорда.
– Согласно завещанию?
– Да.
– И завещание существует?
– Ну, на самом деле мы не могли найти…
– То есть, вы хотите сказать, что называете себя душеприказчиком, но не можете подтвердить этого? – перебил его Меллис. – Вон из этого дома! Если завещания нет, я здесь хозяин.
– Но завещание здесь, – прорычал мистер Креллан, потрясая им перед собой. – Вот оно. Я ведь не сказал, что мы так и не нашли его? Вот завещание, и это несмотря на ваши подлые уловки, гипноз, тайники и все остальное! Выметайтесь отсюда, не то я прикажу вышвырнуть вас в окно!
Мистер Меллис пожал плечами, выказывая равнодушие.
– Если у вас есть завещание, назначающее вас душеприказчиком, то все в порядке, хотя я постараюсь привлечь вас к ответственности за любые правонарушения. Я покину вас, поскольку совсем не понимаю вашего поведения, если только оно не связано с выпивкой, – и после этих слов он удалился.
Мистер Креллан с минуту кипел от негодования, а затем обратился к Хьюитту:
– Надеюсь, нет ничего страшного в том, что я связал его с этим странным делом?
– Вскоре увидим, – ответил Хьюитт. – Взглянем на ту поворотную панель.
Они прошли к малой лестнице, и Хьюитт снова открыл нишу. В ней лежал синий конверт, и Хьюитт подобрал его.
– Смотрите, он надорван. Меллис был здесь, и он раскрыл конверт. Это новый конверт, я поместил его здесь специально для него, заклеив при этом – чтобы его вскрыть, потребовалось порвать конверт. А вот, что было внутри, – рассмеявшись, добавил Хьюитт, вытащив измятый лист белой бумаги. – Это всего лишь детская шутка, но я всегда любил юмор.
Он расправил смятую бумагу, на которой было лишь одно слово – РОЗЫГРЫШ.
Дело о пропавшей руке
Полагаю, я уже упоминал любимый афоризм мистера Мартина Хьюитта – о том, что не осталось в этом мире ничего такого, что уже бы не происходило в Лондоне. И в наше прагматичное время даже далеко от Лондона случается много странных событий. С приходом девятнадцатого века стало меньше мистических преступлений, дикой мести и суеверий, которые были нормой в средневековье. Люди стали цивилизованнее, и мы перестали слышать о случаях зверской жестокости. Но всегда остаются какие-то отголоски прошлого. Говоря об этом, я имею в виду конкретный случай, который попал в наше с мистером Хьюиттом поле зрения. Это дело заставило нас усомниться, в каком веке мы живем.
Мой дядя, благородный человек, полковник, не имел привычки устраивать большие приемы в своем поместье в Рэзерби. Отчасти потому, что дом был не такой уж и большой, и отчасти потому, что полковник страдал от подагры. Но даже тогда, когда дядя не мог из-за болезни выйти из дома, он был всегда неизменно рад принимать у себя какого-нибудь хорошего друга, который развлекался стрельбой. Территория вокруг дома позволяла без помех упражняться в стрельбе двум или трем гостям.
Мой старый добрый дядюшка обижался на меня, потому что я не баловал его своими визитами. Хотя, когда выдавались мои редкие выходные, я никогда не оставался равнодушным к особому очарованию Рэзерби. Не раз я сидел рядом со старым джентльменом, особенно, когда нога донимала его, развлекая рассказами о прошлых делах Мартина Хьюитта, и не раз мой дядя выражал желание встретиться с ним лично. Он поручил мне при первой же возможности передать ему приглашение посетить Рэзерби. В конце концов, я убедил Хьюитта отдохнуть там две недели вместе со мной – у меня как раз выдался небольшой отпуск. Мы прибыли в Рэзерби в начале сентября. Полковника застали в доме, сидящим в кресле со специально изготовленной подставкой для больной ноги. Мы оказались единственными гостями в поместье, и предвкушали прекрасный отдых. Именно во время этого короткого отпуска и произошел случай, о котором мне хотелось бы вам поведать.
Когда я впервые начал писать о самых интересных расследованиях Хьюитта, то старался вести повествование от третьего лица, так как я сам не был непосредственным участником событий. В данном же случае я оказался невольным свидетелем и о многих деталях, сыгравших немаловажную роль в случившемся, я узнал только впоследствии. Однако для полноты картины, лучше эти обстоятельства привести в самом начале моего повествования.
Семейство Фостеров довольно давно жило в Резерби. Джон Фостер погиб в результате несчастного случая в возрасте около сорока лет. Он оставил после себя жену на двенадцать лет моложе его и троих детей: двух мальчиков и одну девочку, которая была в семье самой младшей. Мальчики росли крепкими и здоровыми. Они были настоящими уличными задирами и не давали себя в обиду. Им были присущи все качества, как положительные, так и отрицательные, естественные для мальчишек, которым с самого начала разрешалось многое. Единственное, что отличало их от других, это некоторая мстительность и жестокость в отношении людей, которых они считали врагами.
С деревенскими ребятами братья вели непрекращающуюся войну и однажды попали в серьезную неприятность из-за того, что до смерти напугали сына мясника (который, безусловно, был большим мерзавцем и заслуживал, чтобы его кто-нибудь проучил). Обычно они проводили время в Оксфорде, где учились. На втором курсе их отчислили за какой-то проступок. Никто не знал, за что конкретно их выгнали, но ходили слухи, что они сделали что-то особенно возмутительное.
Итак, это случилось примерно через шестнадцать лет после смерти отца Генри и Роберта Фостеров. Братья невзлюбили мистера Джонаса Снизи – директора небольшого сберегательного банка и хозяина страховых контор. Он навещал Ранворс (дом Фостеров) гораздо чаще, чем братья считали необходимым, и они никак не могли понять причину. Их мать, миссис Фостер, наоборот всячески поощряла визиты банкира. И в итоге открылась истина: вдова решила снова выйти замуж и стать миссис Снизи.
Генри и Роберт Фостеры заявили, что их будущий отчим – охотник за приданым и самый настоящий пройдоха. На этом они не остановились и продолжали делать недвусмысленные намеки о