С тех пор…

К горлу подступает ком, и музыка теперь напоминает беспорядочный набор звуков. Я пытаюсь сглотнуть, но не могу. Данные фейри обещания в чем-то сродни сделкам, и невозможно нарушить свое слово.

Мне придется петь.

Низкие ноты становятся все громче, протяжней, высокие каскадом стекают вниз.

В горле возникает урчание, а вместе с ним приходит отчаянная жажда. За три года я самое большее мычала себе под нос. Но этого мне всегда было мало.

Постепенно сдавленный гул нарастает, еще пойманный в ловушку между сомкнутых губ. По щеке скатывается слеза, легкие словно горят огнем. И, наконец, я открываю рот.

Пальцы замирают, и звенящая нота повисает в воздухе. Голос вторит ей простым, тихим «а-а», выше на пару октав.

Во мне пробуждаются чувства, в сравнении с которыми прежнее облегчение вовсе ничего не значит. Напряжение спадает, и остатки ярости исчезают, словно унесенные порывом ветра. Пальцы легко танцуют по клавишам, постепенно повышая тон мелодии. И, наконец, голос вплетается в музыку, порождая нежную песню. Бессловесный напев, вторящий звучанию клавиш, так похожий на счастье, что я готова заплакать.

Я вновь бросаю взгляд на огоньки. Все еще сидя на подставке, они подаются вперед и смотрят на меня, широко раскрыв глаза. Я замолкаю и улыбаюсь им. Они дарят ответные улыбки. Хочу спросить их имена, но они вдруг поднимают глаза. И, взвизгнув, срываются с подставки и исчезают из виду.

Я застываю, изумленная их внезапным уходом, и мои пальцы замирают на клавишах.

И в этот момент я ощущаю, что уже не одна.

А когда поворачиваюсь на скамье, то замечаю ворона.

* * *

Мне удается сдержаться и не закричать. Я вскакиваю на ноги, отступаю назад и упираюсь в клавиши, из-за чего пианино издает резкий звук. Несчастный инструмент, он этого не заслужил. И все же я не могу заставить себя отодвинуться.

Ворон застывает, как и я, и лишь молча меня разглядывает. Хотя передо мной не просто птица. Точнее, вовсе не птица. Скорее человек, и весьма высокий. Узкие черные перчатки, покрытые темными перьями, полностью скрывают руки. На ногах оранжевые чулки, заканчивающиеся вполне натуральными когтистыми лапами. На шее черный шарф. Иссиня-черная голова кажется слишком большой и какой-то ненастоящей. Такую скорее ждешь увидеть у набитого соломой пугала, чем у живого существа. А еще он довольно широк в талии.

Ворон отмирает, делает шаг назад, а потом бросает взгляд на свой живот. Подняв глаза, он сообщает полным веселья голосом:

– Я толстый ворон.

Явно мужчина, к тому же молодой.

– Вижу. – Выровняв дыхание, я медленно отступаю от пианино и выпрямляюсь.

– Я не хотел вас пугать. Это чары.

Я молча закрываю глаза и снова открываю. Ворон склоняет голову и кивает.

– Я ведь подкрался незаметно, даже не предупредив. Прошу прощения.

– Мне пора, – сообщаю я, пытаясь обойти ворона.

Он тут же встает передо мной, заступая дорогу.

– Постойте. Прошу, не уходите. Я глубоко сожалею, что прервал вашу песню. Она просто… притянула меня. Конечно, следовало сообщить о своем приходе. Или тихо уйти и не мешать. Но я не смог удержаться и подошел, чтобы лучше слышать. – Он явно волнуется.

Я хмурюсь, разглядывая созданную чарами нелепую голову ворона. Что-то есть такое в его голосе… Дружелюбие? Чудаковатость? Доброта? Как бы то ни было, страх начинает утихать.

Ворон протягивает руки.

– Так… вам нравятся мои чары?

Я вновь окидываю его взглядом, отмечая гладкие перья, когтистые лапы, нелепо большой живот. И начинаю улыбаться уголками губ.

– Точно нравятся. Похоже, лишь вам.

– Знаете, мистер Ворон, – тихо сообщаю я. – Остальные более тактично воздают почести принцу. Всего лишь изящные клювы и головные уборы из перьев.

– Тогда как я пришел на бал во всей красе, и никто не обращает внимания. Здесь мало кто носит чары, покрывающие тело целиком. Я думал, таких будет больше. Какой смысл в зачарованном бале, если гости не полностью прячут внешность под чарами? Ведь идея как раз в том, чтобы стать неузнаваемыми.

– Спросите об этом принца.

Слова слетают с губ, и мне тут же хочется взять их обратно. Можно не сомневаться, незнакомец расслышал вложенное в них презрение.

Ворон издает смешок.

– Не нравится принц Франко?

– Я этого не говорила.

Не сводя глаз с двери, я снова пытаюсь обойти ворона. Однако он вновь преграждает мне путь.

– Расскажите. Люблю истории о принце, изрядно сдобренные презрением. Вы с ним знакомы?

Я подавляю в себе желание скрестить руки на груди. Может, я и прячусь в гостиной, но ведь бал еще не окончен. И я аккуратно складываю ладони на талии.

– Я видела его лишь раз, и мне нечего сказать.

– Да ладно вам. Поведайте хоть что-нибудь.

Я вздергиваю подбородок.

– Вы слишком развили тему. Я всего-навсего упомянула принца, когда вы заявили, что на зачарованных балах гости должны быть неузнаваемы.

Ворон машет рукой, поощряя меня продолжать:

– Потому что…

– Потому что на балу только он один не носит чары.

Щелкнув пальцами, ворон указывает на меня.

– Именно! Вы в буквальном смысле единственная это заметили. В такой толпе любителей балов непросто что-то рассмотреть.

– А разве вы не любите балы?

Он пожимает плечами.

– Я обычно прячусь в углу и, основательно напиваясь, подшучиваю над гостями. Конечно, когда не скрываюсь от них.

– Так вы поэтому пришли сюда?

Он постукивает по нижней части огромного клюва, словно по подбородку.

– Я мог бы задать тот же вопрос.

Я чуть улыбаюсь.

– Если вы не забыли, я как раз уходила.

Обхожу ворона, и в этот раз он не пытается преградить мне путь. Лишь на пороге меня догоняет его голос.

– Постойте. – Замерев, я поворачиваюсь к нему и при виде удивительно отвратного костюма с трудом подавляю смешок. Ворон подходит ближе. – А как же вы? На вас есть чары? Или под маской скрыто настоящее лицо? – голос его звучит напряженно.

Я не отвечаю, внезапно осознав, насколько близко от меня стоит мужчина, которого я вовсе не знаю и чью внешность даже не видела. Мне бы встревожиться, испугаться за свою честь и посчитать вульгарным сам факт нахождения в комнате наедине с незнакомым мужчиной. Но нет. Окутанный ореолом тайны, он, вкупе с нарушением приличий, навевает мысли о любовнике-скрипаче, о коротком, ничего не значащем свидании, и я ощущаю прилив возбуждения.

Ворон смотрит на меня стеклянными, невидящими глазами, но я чувствую его настоящий, скрытый за чарами горящий взгляд. Обычно меня редко видят, замечают, рассматривают. Еще реже наслаждаются увиденным. И нетрудно